Легенды города 2000

– Это что, расизм? – я захлопнул дверцу машины и огляделся. Майские праздники стянули в центр города огромное количество народу, и мы оказались в эпицентре муравейника. Раньше я и сам часто назначал встречу «на Клевере», чтобы отсюда пойти в кино, магазин или бар. За два с половиной года ничего не изменилось: здесь все также ждали друг друга подростки с музыкальными колонками, ребята лет двадцати с электронными сигаретами и липнущие друг к другу молодые парочки.

Но сегодня я увидел то, что никогда раньше не замечал: здесь было полно людей, одетых в черные рубашки с золотыми пуговицами и погонами. Некоторые приезжали на автобусе, некоторые, как и мы, припарковались в неположенном месте. Были здесь и цициби: они высаживали бледных женщин и мужчин, облаченных в темно-коричневые рясы. Они провожали людей в рубашках взглядами, полными ледяного отвращения. Я бы принял их за ряженых в католических монахов, если бы не одинаковые красные медицинские маски на их лицах.

– Тут что, слет чернорубашечников?

– Это форменные рубашки работников Бюро, – Полуночница в сотый раз поправила воротничок, и я догадался, что форма была не такой уж удобной. – Но они наречены делать нас невидимыми людскому глазу.

– Готов поспорить, что со стороны кажется, будто я разговариваю сам с собой. А это кто? Бледные, странные и явно злые.

Полуночница даже не повернула головы, чтобы посмотреть, о ком именно я говорю.

– Орден Соли. Неприятные ребята.

– Орден Соли?

– Да. После битвы за Идзумо, во время заключения Вечного мирного договора, те потомки Нерушимого Дракона, которые были готовы жить в мире и согласии с людьми и жарами, объединились в Орден Соли, – объяснила Полуночница. – Вампиры, русалки, лешие. Если со всеми остальными из них еще можно иметь дело, то вампиры просто на всю голову двинутые. Они регулярно притаскивают Триптиху какие-нибудь религиозные свитки и требуют заново отстроить храм Нерушимого на Русском острове, а каждый вторник в семь утра собираются на Орлиной сопке для танцев и песнопений. И мы обязаны предоставлять им нашу стражу, чтобы люди не побеспокоили.

– А причем тут соль? – я всеми силами старался не смотреть в сторону орденцев, но меня сжигало желание узнать, кто из них под маской скрывает клыки.

– Они верят, что Нерушимый Дракон погрузился в море и уснул там, а его чешуя сделала океаны и моря по всему миру солеными, – рыжая хмыкнула. – Поэтому частенько кидают в море фрукты и мясо в качестве подношений. Вдруг их прародитель проснется голодным.

– Ты не очень-то их любишь, – заметил я, засовывая руки в карманы. Толпа людей в черных рубашках начала переходить площадь, и мы поспешили смешаться с ней.

– А за что их любить? – Полуночница холодно посмотрела на орденца, который исподтишка показывал нам средний палец, и тот мгновенно спрятал руку в складках рясы. – Шуты в платьях, которые считают, что им все можно.

Светофор громогласно заявил, что разрешает переход улицы Алеутской, и разномастная толпа ринулась вперед. Я вытянул голову и нашел глазами желто-синий футбольный стадион, маленькое колесо обозрения и море.

Двадцать секунд, уделенных пешеходам, неминуемо истекли, и самые неторопливые поспешили под упреки клаксонов убраться с четырехполосной дороги на узкий тротуар.

– Никогда не задумывался, почему такое большое красивое здание в самом центре города никак не используется и даже не отреставрировано?

– У нас много что не используется или используется неотреставрированным, – парировал я, но Полуночница лишь хмыкнула в ответ.

Я тысячи раз проходил мимо, и мысль, что это вообще за здание, все-таки посещала меня иногда. Другие прохожие просто спешили по своим делам – в основном, зарабатывать деньги или их тратить.

Еще в начале прошлого столетия улицу засыпали и подняли, и Семеновская, и без того крутая, могла за считанные минуты с ветерком прокатить от вершины сопки к стадиону «Динамо», легендарному ресторану «Супра» и морю. Но это если вы передвигаетесь на скейтборде и готовы подождать на светофоре, – движение почти по всей Семеновской, до перекрестка с Алеутской, было строго односторонним и шло снизу вверх.

От мыслей о грузинской кухне и сочных хинкали в желудке заурчало.

Здание, к которому меня привела Полуночница, было явно построено лет сто назад, году эдак в тысяча девятьсот десятом. Исторические здания того периода в центре города были достаточно низкими – этажа три, не больше.

Дом на Алеутской, 39, имел два этажа и красивую мансарду, сбоку его венчал широкий ржавый купол. При строительстве использовались кирпичи двух цветов, основным был тепло-коричневый с легким морковным отливом, а декорировали бежевым. Вековая пыль гордо смотрела на нас из больших прямоугольных окон.

Еще один этаж выглядывал как бы из-под земли – его практически зарыли в мостовую, а стыки закрыли мелкоячеистой решеткой.