Легенды города 2000

Все рухнуло в небытие: и кресла, и прожектор, и Агата. Остались лишь я, трон и мое освобождение в виде трех слов, которые я успел сказать.

…Я слышал миллиарды звуков – пение птиц в Индии, биение сердец королевской семьи Британии, распад атомных частиц в северокорейской лаборатории, дыхание астронавта на внеземной орбите. Я чувствовал, как тысячи умирают и как тысячи рождаются за одну секунду, уходившую на мой вдох, я знал, как бьется и пульсирует магма возле ядра планеты за сотни миллионов световых лет от моей койки…

Я люблю тебя.

Глава 11. САМЫЙ ВЕРНЫЙ ДРУГ

За три недели до праздника Янтарных огней

Полуночница подняла заградительную ленту, пропуская нас, затем ловко пролезла сама.

– Вам сюда нельзя, – начал было говорить полицейский, но она тут же сунула ему удостоверение и захлопнула его так быстро, что чуть по носу не ударила.

– Они со мной.

Полуночница плохо спала всю последнюю неделю, потому что в ее и без того небольшой квартире в Фортах Сердец теперь жила куча народу. На кровати с ней размещалась Юля, на диване я, в ванной Антон, а на подстилке возле двери спасенная овчарка Джезве.

Для меня наша легенда была шита белыми нитками. Посудите сами: за короткий промежуток времени в квартире одиночки Полуночницы появляется еще трое сожителей, не считая собаки. Я должен был скрывать, что я антимаг, Юля – что она древняя воительница, а Антон – что он бессмертный человек. Звучит как плохой анекдот, только вместо русского, немца и француза в бар заходим мы трое. В отличие от Светлова, я считал, что это надо как-то решать, рассказать правду, но он говорил, что еще не время. Итак, я продолжал скрывать, что я антимаг, Юля играла роль дальней родственницы Гефеста, а Антон находился под защитой как свидетель. Как Светлов и Полуночница подчищали за нами хвосты, я понятия не имел, но ответ, наверное, был самый простой. Если хочешь спрятать что-то ценное, положи это на видное место.

Чтобы хоть как-то умаслить рыжую и отплатить за гостеприимство, я вставал пораньше, одевался и перед занятиями в Кадетском Корпусе брал с собой на пробежку собаку.

Неподалеку от дома Полуночницы располагался самый крупный в Фортах Сердец парк. Это был четырехъярусный, подобно торту, парк Семирамиды. На нижнем ярусе, который был больше всех остальных и занимал гектаров сто двадцать, всегда царило лето. Там порхали бабочки и росли орхидеи, завезенные со всего света. Иногда из кустов прямо на дорожку для бегунов выбегали тануки, японские волшебные еноты, с яйцами такими огромными, что они волочились по земле. Выше располагался ярус весны, где было ощутимо прохладнее, но там круглый год цвела сакура, и было множество зон для пикников, барбекю и игры в теннис или волейбол.

На ярусе осени останавливался лифт, а кнопку подписали «Паноптикум». Если вспомнить Бентама, то он использовал это слово для описания идеальной тюрьмы. И именно в осенней зоне парка располагались просторные загоны и аквариумы для тех волшебных животных и потомков Нерушимого Дракона, кому не очень подходили условия проживания в обычных домах и квартирах. Мне это больше напоминало зоопарк, несмотря на то, что, например, в стойле у единорога были розетки, доступ к Интернету и копытомойка со стразами.

Ярус зимы я любил больше всего. На катке было совсем немного народу, а в будке у бортика продавали невероятно вкусный сладкий горячий шоколад и трдельники с сахаром и порошком из грецкого ореха. Иногда ко мне присоединялась Юля, и я учил ее кататься на коньках. Она была хорошей слушательницей, и даже не за счет того, что мало могла рассказать о себе в ответ на самые банальные вопросы вроде любимого фильма с Брэдом Питтом (я сказал ей, что даже завидую, что она может посмотреть «Бесславных ублюдков» не в стотысячный, как я, раз). Просто Юля никогда и ни в чем меня не осуждала.

– Что за запах? – Юля сморщилась и зажала нос, вставая подальше от открытой ржавой двери в подвал.

– Это из мешков, – ответил ей мужчина, махнув рукой в сторону других полицейских, которые таскали из подвала в машину странные продолговатые предметы в черных полиэтиленовых пакетах. – Тела обнаружил управдом, когда жильцы с первого этажа начали жаловаться на странный запах.

– Сколько же они там пролежали? – спросил я, с трудом подавляя приступ тошноты и мигом забывая о своих фантазиях о трдельниках. – Почему у нас уже второе дело связано с ужасным запахом? И какого черта мы таскаем с собой нашего единственного свидетеля? Такое чувство, что начать работать в Бюро может любой желающий, кроме бедняги Бахметова.

Антон наградил меня угрюмым взглядом.

– Предпочитаю держать вас обоих под присмотром, коли уж не умеете себя вести в цивилизованном обществе, – процедила Полуночница, невозмутимо дожевывая владхлебовский бублик с маком. Ей аппетит ничто не могло испортить.