Легенды и были старого Кронштадта

Все имущество мое сгорело на корабле и на другое утро БУКВАЛЬНО (выделено И. И. Шанцем) у меня не было даже собственной рубашки. Единственным утешением мне был следующий отзыв Михаила Петровича Лазарева в следственной комиссии: «Если бы все действовали как лейтенант И.И. фон Шанц, то может быть корабль был бы спасен».

Покинутый командой «Фершампенуаз» горел еще целые сутки, до тех пор, пока совершенно не выгорел до самого днища. Тем временем спасенных людей разместили в береговых экипажных казармах. О случившемся уже в день катастрофы было доложено и императору Николаю I и он распорядился назначить самое строгое расследование происшедшего. Сразу же начато было дознание, опросы всех членов команды от самого молодого матроса до командира и контр-адмирала Платтера: кто, где и в какой момент времени находился, кто что видел и слышал. За неграмотных показания с их слов записывали присланные писаря. Следствие еще едва начало набирать обороты, а император уже начал проявлять нетерпение и требовать результатов. Предварительным расследованием Николай I остался недоволен и велел собирать суд Кронштадтского порта, который бы смог назвать конкретных виновников трагедии.

Что касается контр-адмирала Платтера, то он был почти с самого начала освобожден от суда в качестве возможного фигуранта и проходил только как свидетель. Следователи объяснили это тем, что коль Платтер покинул «Фершампенуаз» загодя, то, следовательно, он не может нести ответственности за все, что там происходило в его отсутствие. Аргумент прямо скажем, достаточно спорный, так как командование над отрядом кораблей, куда входил «Фершампенуаз», Платтер к этому времени еще не сдал, да и сам отряд как тактическое соединение еще не был расформирован соответствующим приказом. Помимо того, Платтер нес и моральную ответственность за положение дел на «Фершампенуазе», прежде всего, потому, что вся организация службы на корабле сложилась именно в бытность его командиром этого корабля. Во-вторых, потому, что и новый командир «Фершампенуаза» Барташевич был назначен по его ходатайству и находился после назначения все последующее время под его личной опекой.

Главным виновником происшедшей трагедии, как всеми и ожидалось, был определен капитан-лейтенант Барташевич, как командир «Фершампенуаза» и лицо полностью ответственное за все, что происходит на борту вверенного ему корабля. В вину Барташевичу вменялось то, что он приказал перемыть крюйт-камеру тому же офицеру, который некачественно вымыл ее в первый раз. Формулировка, мягко говоря, весьма странная. Как будто на корабле имеется такое количество офицеров, чтобы одни из них только и занимались тем, что все время переделывали то, что не слишком добросовестно делали их менее радивые товарищи. По логике вещей, наоборот, следовало бы назначить устранять недостатки как раз того офицера, который их и допустил. Такая практика всегда существовала раньше, существует она в нашем флоте и сегодня. Однако в деле «Фершампенуаза» присутствовала своя логика Кроме того, старший артиллерийский офицер поручик Тибардин был не просто первым подвернувшимся командиру под руку офицером, а офицером, непосредственно отвечающим за крюйт-камеру. Разве логичным было бы предположить, что Барташевич, минуя старшего артиллерийского офицера, отдавал бы приказание через его голову младшему? Однако с судьями, как известно, не спорят. Впрочем, в их оправдание можно сказать, что если Барташевич все равно нес персональную ответственность за происшедшее на вверенном ему корабле, то этот параграф обвинения не имел особого значения. Кронштадтский портовый суд почти единодушно приговорил теперь уже бывшего командира линейного корабля «Фершампенуаз» капитан-лейтенанта Барташевича к «лишению живота», то есть к смертной казни. Приговор, что и говорить, предельно суровый, если бы не одно «но». Дело в том, что Кронштадтский суд не выносил окончательного вердикта. После его окончания, как правило, рассмотрение наиболее важных дел начинал суд Морского министерства (аудиторский департамент). Кроме этого существовала и еще одна негласная традиция. Портовые суды обычно всегда выносили приговоры по максимуму с определенной перестраховкой, чтобы более высокие судебные инстанции в тех случаях, когда это требовалось, могли проявить свое снисхождение.

Кроме Барташевича к смертной казни Кронштадтский портовый суд приговорил и старшего артиллерийского офицера поручика Тибардина. Ему в вину ставилось то, что он плохо организовал помывку крюйт-камеры в первый раз, а затем во время второй помывки часто отлучался и, наконец, не воспрепятствовал принесению в крюйт-камеру двух ручных фонарей с открытым огнем, что делать строжайше запрещалось. Как посчитал суд, что именно случайное опрокидывание одного из этих фонарей и послужило причиной первичного возгорания.

Третий смертный приговор был подписан цейтвахтеру Мякишеву за принесение этих же фонарей и частые отлучки из крюйт-камеры во время производства там помывочных работ, что также строжайше запрещалось корабельным уставом.