Легенды и были таежного края

Читатель, вероятно, заметил, что в этой главе обойден вниманием шаманизм народов Западной Сибири, традиционно считающийся классической религией аборигенов Сибири. Сделано это не случайно. Авторы сосредоточили внимание на тех сторонах культовой практики, которые смогли стать «идеологическим обеспечением» в условиях зарождения военно-потестарной организации. Как уже говорилось, новые, перекрывающие границы паулей формы обрядовой практики вызвали к жизни появление нового типа жреца, несколько отличного от шамана. Это фигура, условно названная «хранителем» святилища. Можно предполагать, что в таежном Приобье медленно формировалась особая прослойка люден, профессионально связанных с культовыми местами. Как мы знаем, святилища охранялись «караульщиками», а накопление значительных материальных богатств, видимо, требовало их учета и сохранения. Усложнившиеся ритуалы уже в масштабах княжеств способствовали развитию новой прослойки жрецов. В некоторых случаях, когда святилище князя находилось в городке, он сам становился жрецом и власть духовная сопрягалась со светской. Вряд ли отношения между новыми жрецами и шаманами могли быть отношениями соперничества. Скорее всего, они поделили сферы влияния: в ведении шаманов, как и прежде, остались обряды, значимые в масштабах семьи или поселка, а хранители святилищ апеллировали в своей деятельности к более широкому кругу людей. Антагонизма между ними не могло быть и по той причине, что все инновации в идеологии опирались на старые верования и представления, бывшие ядром и шаманизма, и обыденного религиозного сознания. Более того, мы имеем немало случаев, когда фигуры шамана и жреца взаимозаменяются на культовом месте пауля.

В эпоху средневековья возрастает значение еще одного духовного лидера общества. Речь идет об авторе и исполнителе богатырских былин. Певцы, по-видимому, сопровождали князя и его дружину в походах, воспевая мужество и доблесть воинов. Именно богатырские поэмы донесли до нас облик «цивилизации на болотах», идеализированный в соответствии с законами жанра, по все же отражающий основные реалии эпохи. Возвысившаяся власть нуждалась не только в новых формах обрядовой деятельности, сплачивавшей население княжества. В бесписьменном обществе очень остро стояла проблема со хранения информации для грядущих поколений. Необходимо было обосновать территориальные претензии, возвеличить князя и его воинов, то есть идеологически подкрепить нарождавшуюся государственность. В таежном фольклоре появляется новый герой — воин, богатырь.

Можно полагать, что таежное средневековье создавало ситуацию нестабильности, изменчивости не только в обыденном жизни, по и в сфере духовной. Столетня застоя сменяются периодом относительно быстрых и глубоких инноваций. Кое в чем, наверное, идеологические сдвиги опережали изменения социальные. Во всяком случае, выдвижение на первый план божеств общеугорского пантеона, на фоне борьбы между угорскими князьями, свидетельствует об этом. Ломка устоявшихся норм вызвала «брожение» в религиозных отношениях. Люди по своей инициативе создавали «болванов» и обихаживали их. Князья намеренно возвеличивали своих семенных идолов. Тем самым в сферу мифологии и культовой практики заведомо переносились элементы социальной стратификации общества. Наряду с этим новые религиозные тенденции так и не смогли порвать с древнейшим пластом верований и представлений, доминировавшим в общественном сознании. Поэтому сохранялись возможности реархаизации духовной культуры. Этот процесс стал реальностью с падением княжеств, запустением городков, ослаблением торговых связей. Вновь расколотое на небольшие, изолированные коллективы, таежное общество быстро и безболезненно вернулось к архаичным верованиям в духов — хозяев лесов и вод, предков — покровителей селенид.

Вместо заключения

Экспедиция близилась к концу, когда сведения о неизвестном святилище заставили нас вновь сняться с якоря. Снова экспедиционный катер отправился вверх по течению Ляпина. На самых малых оборотах дизеля — г. ода в реке стремительно падала — пройден последний перекат. Но вот уже катер скрежещет по каменистому дну. Пересаживаемся в «Прогресс», а в устье Хулгп — одного из истоков Ляпина — приходится расстаться и с моторкой. Дальше можно пройти только на «горнячке», узкой и легкой деревянной лодке. Все ближе придвигается Урал, все стремительнее течение. Лодка лавирует между голубыми валунами и, наконец, пристает к берегу.

Увы, после длительных поисков приходится с горечью констатировать: еще одно святилище кануло в океане тайги, так и не увиденное этнографами. То ли проводник ошибся местом, то ли время завершило свой разрушительный труд. На заросших полянах лишь покрытые моховым ковром трухлявые стволы. Новая встреча с менквами не состоялась.