Так начиналась присяга граждан Херсонеса, текст которой был вырезан на мраморной плите, установленной на главной площади города. Плита была найдена при археологических раскопках в конце XIX века; и спустя тысячу двести лет после своего создания херсонесская присяга явилась на свет как зримое свидетельство драматической истории города-государства и его блестящей культуры. Полутораметровая мраморная стела, в лаконичном декоративном оформлении, производит впечатление монументальной художественной вещи строгого классического стиля; пятьдесят семь строк ее текста напоминают о том, что, пустившие глубокие корни на таврической земле, херсонеситы гораздо прочнее, чем жители других греческих городов-колоний — ольвийцы или боспорцы, — сохраняли чистоту греческой речи.
Присяга — «прекраснейший образец заклинательной и гражданской поэзии» (по выражению Максимилиана Волошина) — свидетельствует о том, что через полтораста лет после своего образования, на рубеже IV–III веков до нашей эры, Херсонес испытал первые серьезные потрясения. Город-полис был устроен как демократическая республика: его свободные жители составляли гражданскую общину и все важнейшие вопросы своей жизни решали в Народном собрании, руководимом Советом; государственные декреты издавались от имени «Совета и Народа». Каждый свободный гражданин Херсонеса обладал политическими правами и был наделен правами имущественными — прежде всего на владение своим земельным наделом. Херсонеситы были хозяевами своего города, дорожили его свободой — и потому присяга, которую принимал каждый гражданин полиса по достижении политического совершеннолетия, не была для них пустой формальностью.
Но та клятва, которая была начертана на мраморной стеле и которую должен был произнести каждый гражданин, — была не обычной гражданской присягой: она была вызвана чрезвычайными обстоятельствами. В этой присяге есть три ключевых слова, которые помогают нам представить, что же произошло в Херсонесе на рубеже IV–III веков до нашей эры: Заговор; Спасение; Свобода. Был обнаружен заговор против города некими людьми, которые «отпали» от него: изменили своей клятве, захватили часть владений города — его хоры — в северо-западной Тавриде и вознамерились установить в самом Херсонесе свою единоличную, тираническую, власть. Поэтому два других ключевых слова в новой клятве херсонеситов — СПАСЕНИЕ и СВОБОДА: спасти город — это и значило сохранить его свободу, его демократическое устройство и общину свободных граждан.
С той поры, на протяжении своей долгой истории, Херсонесу не раз угрожали заговоры врагов — внутренних и внешних; в борьбе за свою свободу процветающий, зажиточный и благоустроенный город полагался не только на свою военную силу, экономическую мощь и дальновидную политику. Херсонеситы свято верили, что в спасении от всех напастей им помогает богиня Дева — то самое божество, что упомянуто в первой строке присяги вместе с великими богами Неба, Земли и Солнца — Зевсом, Геей, Гелиосом. Культ этой богини херсонесские греки переняли от аборигенов полуострова, с которыми им пришлось жить бок о бок — от тавров. Как называлась великая богиня на языке тавров — мы не знаем; греки называли ее Парфенос — Дева. Это была великая богиня земли, воды, всего животного и растительного мира — владычица всякой жизни и всякого рождения. Херсонесским колонистам это божество было знакомо еще на их родине, в Гераклее; тем легче было им здесь, в Тавриде, принять культ таврской Девы, которая с течением времени стала отождествляться у них с Артемидой-охотницей. Этой богине был посвящен в Херсонесе главный храм, в ее честь совершался ежегодный праздник — Парфении.
Дева была, в представлении херсонеситов, их богиней-хранительницей; и уже за первые двести лет существования свобода и благополучие города были столько раз спасены от разных угроз, что потребовалось составить хронику всех этих событий. Так появился собственный херсонесский историограф — Сириек, который, тщательно изучив храмовые записи и городские предания, трудолюбиво описал все известные случаи «чудесных явлений» богини Девы своему городу в трудную минуту. За этот труд Совет и Народ постановили увенчать Сириска золотым венком в праздник Дионисий и удостоить его почетного декрета: «Народ венчает Сириска, сына Гераклида, за то, что он описал явления Девы…».