Легенды и сказы лесной стороны

Косой да Никитка тоже побрательники. Когда матку с отцом в полон погнали, они подростками были. Басурмане и их прихватили. Но бежали пареньки с речной переправы, когда ордынцы от них глаза отвернули. Побродили они вокруг разоренных сел и тоже на Волгу. Прямо в стан к Сарынь Позолоте. Последние два не братья, не побратимы, но дружба их железная. Один мордвин, другой чувашин, оба осиротели после набега вражьего. Все было так. В те страшные годы не зря в песне пелось про лихоимца-басурмана:

У кого денег нет,
У того жену возьмет;
У кого жены нет,
Того самого головой
В полон заберет!

Отца и мать заберут, а деток на холод и голод оставят. Подрастали и шли такие сироты под крыла атаманов волжской вольницы. Все шестеро были молодцами удалыми и смелыми, но соглашались со своим атаманом не лезть на рожон, а выманивать у басурман инока Макария дорогими посулами. Какой же ордынский хан устоит перед ларцом серебра и золота?

Трех послушников, что с атаманом в поход до Узолы ходили, решено было с Варнавой оставить, чтобы и здесь дело складнее шло. Трое в отлучке, четвертый у землянки. Недужного татарина одного не бросишь. «Вот как ладно, — вздохнул с облегчением Позолота, — был десятым, стал опять сам седьмой. Не счастливые ли дни навстречу бегут?» А плыть было надумано на одном челне: нападать и убегать ловчее.

Рыбаря с Хайруллой переправили подальше от Волги, вверх по речке Керженке, поселили их в землянке, что монахами для Варнавы построена была до того, как басурманы монастырь сожгли. Верст за семь от устья вверх по Керженке бежит в нее с правой стороны ручей Быстрячок, холодный и бойкий, а впадает в Керженку тихо, без шума. Река здесь издавна в крепких крутых берегах, без обвалов и осыпей, бежит не торопясь плесом прямым, а крутом ни жилья не встретишь, ни голоса человечьего не услышишь до самой черемисской земли. Здесь, в крутояре скрытой старицы, землянка вырыта, с полом и с потолком, и стены тесаным деревом забраны. И тепло, и сырости нет.

Вдоль стен нары для спанья понаделаны, у выхода в стене очажок выкопан с дымоходом. Поблизости ручеек Быстрячок бежит, да так задумчиво журчит, что усталого спать поведет, а бодрому думки нашепчет тихие.

Вот сюда-то и переправил Сарынь Позолота рыбаря Варнаву с баскаком Хайруллой. Сам правил челном, Варнава на веслах сидел — часом доплыли. Помогли ордынцу из челна выбраться и до землянки подняться. Потом внесли туда же сундучок и Оленин ларец и закопали у землянки под самую крышу. Вернувшись на старое жилье, Позолота сказал троим ватажникам из послушников:

— А вы живите здесь до возвращения инока Макария. Да помните, что скоро вернется он! Ходите вокруг по знакомым селениям, где народ уцелел, собирайте на пропитание. Мимо ушей ничего не пропускайте и обо всем Варнаве сказывайте. Он будет вам и рыбку и дичину привозить, а вы с ним христарадным хлебом делитесь. А что этот Варнава с басурманом где-то на белом свете живут — о том для всех забудьте! Это я, Сарынь Позолота, вам наказываю! За Волгу плавайте, и там молву по ветру пускайте, что жив Макарий Желтоводский и не дальше как к покрову сюда, на Желтые воды, возвернется заново монастырь отстраивать и лихоимца басурмана гневным словом обличать. Чтобы не давали мужики ворогу ни коня, ни скотины, ни хлебушка. Пусть приваживаются сами для своего брюха еду припасать, кулиги расчищать, хлеб растить!

6

В тот вечер Сарынь Позолота на берегу Волги на холмике сидел, как ястреб нахохлившись, и в раздумье тихую песню пел. На том же месте, где ранней весной перед походом в верховья задумывался. Но теперь не было за его спиной в дубняках келий и стены Желтоводской обители, не маячила церковушка своим дубовым крестом. Одни головни да пепел по пескам остались, безмолвие и запустение. Все сожгла, спалила рука басурманская. Быстро, за два лета построился и ожил тут монастырь, чтобы часом сгореть, дымом, пеплом развеяться. А не оправдалась ли тут примета древняя народная: «Как в правую руку войдет, так и из левой уйдет»? Это о добре, о богатстве нажитом. Коли честно, кровью да потом нажито — прослужит веки вечные, а злом да хитростью — все как в трубу очага улетит.

Так думалось Сарынь Позолоте. Немало на монастырь из его добычи отсыпано, у бояр, у торговых людей, у баскаков-ордынцев силой да хитростью отнятой. Как нажито, так и прожито. Не впрок пошли Макарию Желтоводскому дары Сарынь Позолоты. А он как сокол, что не по себе добычу хватает. Уронит, забьет, сердце с печенью выклюет, остальное бросает. Теперь припас добычу дорогую на выкуп инока Макария. И, не жалея, отдаст все хану-татарину, все, что за короткую ночь у бояр нахватано. А за Оганьку — полный Оленин ларец. И впридачу за все Хайруллу, баскака ханского.