Легенды Ицкарона. Сказка о пропавшей жрице

— Похоже, придется выходить в реальный мир, — объявил я своим спутникам. — Как я и опасался, кристалл отсюда не достать. Я его почти не вижу — от прозрачных вещей тень всегда невыраженная, кроме того у магических артефактов тени сами по себе капризные и плохо поддаются манипуляциям.

— А если там атайцы? — спросила Лу, нахмурившись. — Мы выйдем, а они на нас нападут?

— Значит, будет драка, — ответила Сонечка, погладив рукоять своей Хрисаоры. — Но чего бы ради им ночью в святилище торчать? Насколько я поняла, у монахов не в обычае стоять почетным караулом у статуи своего шефа.

Сейчас химера выглядела… как бы это сказать… не столь демонически, как в последнее время. Во всяком случае, глаза у нее с утра голубые были, а не оранжевые, как в последние дни. Видимо, она крепко взяла себя в руки, и это хорошо. Для нашей маленькой компании два демона — перебор. Тут, в Тени, она вообще стала почти что прежней; судя по всему, отсутствие давления, о котором говорил Пу, благотворно на нее повлияло. Другой вопрос, кем станет моя дорогая химерочка, если ей придется драться с атайцами. У меня создалось такое впечатление, что их близость на нее дурно влияет. С другой стороны, вчера, захватив монахов, она собой осталась, хотя я и видел, что сдержаться ей дорогого стоило. Теперь оставалось надеяться, что она не станет слишком буйствовать, если вдруг на выходе в реальный мир нас будут ждать.

— Тогда чего тянуть? — спросил Пу. — Если песец — то песец, если нет — то нет, я так считаю.

Я сосредоточился, и мир вокруг начал наливаться объемом и прорастать красками. Запахло благовониями: сандалом, чабрецом и лотосом; на бронзовых светильниках, расставленных по периметру комнаты, заиграли голубоватые язычки пламени. Стены оделись в шелковые обои синих, золотых и красных тонов, на полу появилось десятка два маленьких молитвенных циновок, сплетенных из бамбукового волокна. Статуя почти не изменилась, разве что теперь было хорошо видно, что отлита она из бронзы, несколько потускневшей от времени, но не потемневшей — монахи хорошо ухаживали за ней, начищая и натирая ее благовониями; плащ-тога на ней оказалась не литой, а самым настоящей — из дорогого синего шелка, туника — светло-серая, льняная, а пояс-корсет — из толстой буйволовой кожи с позолотой. И глаз — левый глаз статуи — был тем самым кристаллом, за которым мы пришли; он сидел в глазнице, словно драгоценный алмаз в ожерелье.

Никого совершенно не было в зале святилища, кроме нас, конечно; за мозаичными окнами, узкими настолько, что человек не смог бы пролезть через них даже боком, стояла глубокая ночь.

— Высоковато, — сказала Сонечка, бросив короткий взгляд на кристалл в глазнице.

— Пу! Я готов подставить свою спину, свои широкие плечи, — заявил песец. — Вы вскарабкаетесь на них, а оттуда — ему на предплечье. Тогда, если чуть потянитесь, то и до глаза сможете добраться. И — песец!

— Благодарю покорно, — сказал я, — не хватало мне еще с нее упасть — вон как лоснится от масел. Лучше поищем стремянку или лестницу — вряд ли атайцы, начищая своего истукана, лазают прямо по нему. Где-то она должна тут быть. Осмотримся.

Прямо за статуей обнаружилась маленькая неприметная дверь, а за ней — подсобное помещение, где среди всякого хлама вроде кувшинов с маслом для светильников, ведер и щеток, обнаружилась составная бамбуковая лестница, вполне крепкая и надежная на вид.

Наверх, конечно же, полез я сам. Сонечка страховала меня внизу, придерживая лестницу, Лу прислушивалась к ночной тишине, а Пу нетерпеливо прохаживался внизу, то подходя к статуе, то удаляясь от нее к одному из окон. Глаз-кристалл оказался довольно крупным — с мой кулак — и ограненным доброй сотней граней. Формы он был несколько вытянутой; прозрачен — как самая чистая вода, но в его глубине темнело пятно, создавая иллюзию зрачка, а гнездо, в котором он держался, было выложено каким-то голубым минералом, так что издали создавалось впечатление, что глаз голубой. В гнезде-глазнице кристалл держался благодаря десятку коротких медных лапок-крапан, то ли впаянных в бронзу, то ли каким-то другим образом закрепленных в ней. Их, после некоторых усилий, мне вполне удалось отогнуть, и через несколько минут кристалл оказался у меня в руке.

— Пу, пу, пу! — вздыхал от восторга песец. — Чего же вы медлите? Спускайтесь скорее!

Собственно, я не медлил, а задержался лишь на минуту для того, чтобы рассмотреть кристалл получше. И чуть не улетел вниз, когда статуя вздрогнула и мигнула опустевшей глазницей. Спасибо Сонечке — удержала лестницу. В один миг я оказался внизу, за секунду до того, как статуя схватила лестницу и разломила ее на три части.

Лу взвизгнула от неожиданности. Ее можно понять, я не выругался только потому, что растерялся и на секунду-другую потерял дар речи.

— Оу! — выдохнула стоящая рядом Сонечка, вытягивая Хрисаору из ножен. — Так он живой!

— Песец! — подтвердил Пу, пятясь задом к двери.

— Голем, — сказал я. — Кто бы мог подумать…