Легенды Ицкарона. Сказка о пропавшей жрице

Сам я считал его последний аргумент весьма слабым, мне бы спокойнее было, если бы они с Лу нас дожидались в бамбуковой роще. Эта роща находилась несколько в стороне от дороги, но совершенно с нее не просматривалась, потому мы перегнали туда нашу трофейную повозку и перенесли к ней лагерь. Там, хорошо связанные и усыпленные сонным заклинанием Лу, остались оба монаха, оказавшие нам посильную консультационную помощь в проработке вопроса проникновения в Тхи-Шу. Конечно, предварительно пришлось их немножко поуговаривать нам все рассказать, но обошлось без пыток — они согласились говорить, когда Пу пообещал, что аккуратно посадит их пятыми точками на молодые побеги бамбука. Судя по всему, это какая-то катайская идиома, которую мы с Сонечкой не поняли из-за особенностей восприятия местного языка.

— И, кстати, мне тут нравится — песец как нравится! — добавил Пу.

— Что тут может нравиться? — покосилась на песца ведьма.

— А ты не чувствуешь? Ну конечно! Ты — не чувствуешь! Тут Атай не давит. Вернее сказать, не так сильно давит.

— Есть такое, — коротко бросила Сонечка. — Только и Нурана я здесь тоже не очень хорошо ощущаю.

Потому ей Тень и не по душе.

Между тем мы подошли к монастырским воротам. Закрытым воротам. Воротам, которые не открываются — по той простой причине, что в реальном мире они почти постоянно закрыты, и тень от закрытых ворот гораздо плотнее, чем от открытых. Впрочем, хорошенько попотев, я смог бы отыскать нужный вариант. Вот только к чему напрягаться, если можно обойтись без этого? Сонечка с Лу на руках и я их попросту перелетели, а Пу с разбегу вскарабкался на стену и спрыгнул во внутренний двор, так что очень скоро мы стояли перед входом в святилище. Вот тут мои спутники принялись озадаченно топтаться на месте, посматривая на меня. Есть от чего: двери в святилище днем были открыты, а по ночам закрывались, и так — каждый день на протяжении веков, так что здесь они сформировали сразу две устойчивые тени. Таким образом, дверь казалась и открытой, и закрытой одновременно. Согласен, подобное зрелище кого угодно собьет с толку. Только не меня.

— Идемте, — сказал я, сосредотачиваясь на том варианте, где двери были открыты. Фокус нехитрый, во всяком случае, для того, кто служит богу Теней. Ну, или, если угодно, для того, у кого есть врожденный талант к управлению тенями.

— Теперь я начинаю понимать, как ты умудряешься проникать в Лунный храм, — прокомментировала Сонечка, когда мы вошли в святилище. — Арника и Баст в новогоднюю ночь едва ли не баррикады возводят, а ты их даже не замечаешь.

В ответ я позволил себе улыбнуться. Если бы все так просто было! Увы, в Лунном храме тени будут скорее союзниками Арники, чем моими. Не то, чтобы она управлять ими умеет на мой манер, нет. Скорее даже наоборот: не удивлюсь, если Арника про Тень имеет весьма смутное представление или вообще про нее не знает ничего. Однако тени, отбрасываемые храмом, являются в некотором роде его частью, так что воспользоваться ими у меня не больше шансов, чем порталом. Возможно, меня охотно впустили бы, но уже не выпустили бы. Я и в Тхи-Шу рискнул пойти этим путем только потому, что настоятель монастыря отсутствовал. Кстати говоря, по словам пойманных нами монахов, его командировка была вызвана необходимостью помочь в аресте неких опасных магов-демонопоклонников под Няйняном.

Видимо у атайцев не было в обычае то и дело передвигать мебель, и вообще отсутствовала потребность частой смены обстановки — в Тени внутреннее убранство святилища выглядело очень четко. Впрочем, мебели тут как раз было немного: никаких стульев, лавок или чего-то подобного. По бумажной ширме в каждом углу, десяток выставленных по периметру зала чаш-светильников на высоких, в рост человека, ногах, да четыре низких столика вдоль боковых стен, — вот и все, что можно было тут увидеть. Конечно, в реальном мире могло быть что-то еще, и наверняка было, но устойчивую заметную тень это что-то сформировать не успело, во всяком случае, я ничего не видел. Впрочем, я и не приглядывался.

Наше внимание было обращено на высокую четырехметровую статую. Изображала она, ни много ни мало, самого Атая. Атай выглядел вполне себе человеком, причем скорее суранцем, чем катайцем — во всяком случае, разрез его глаз, а так же форма носа и ушей заставляли думать об этом. Был он бос, лыс, несколько худощав, широкоплеч и скорее жилист, чем мускулист; одет в плащ, напомнивший мне суранскую тогу, из-под которого виднелось нечто вроде туники, перетянутой не то широким поясом, не то корсетом. Стоял он прямо, выставив открытые ладони перед собой на уровни груди, словно держа в руках что-то вроде большой чаши, которую, никто, кроме него не видел. Ну, или демонстрируя, что в руках у него ничего нет. В целом поза была вполне приветливой, величественной и естественной.

— Очень похож, — прокомментировал Пу. — Разве что роста он был на самом деле самого заурядного, среднего.

— Вы знакомы были что ли? — поинтересовалась Лу.