Легенды московского застолья. Заметки о вкусной, не очень вкусной, здоровой и не совсем здоровой, но все равно удивительно интересной жизни

Вся наиболее работоспособная часть мужского населения, кроме особо ценных для производства и власти кадров, воевала на фронте.

Известно, что страна туда отдавала все лучшее. В том числе и питание. Однако важно сегодня понимать, что лучшим оно было только по сравнению с тем, как кормилось население в тылу. То есть в нашем случае — с Москвой. Чтобы лучше понять, почему москвичам в годы войны пришлось забыть не только о пиве, полезно сегодня, хотя бы кратко, вспомнить о том, как представители столичного трудового фронта тогда питались. Напомню, что уже 17 июля 1941 года московские власти обнародовали решение о введении карточек на продовольственные и промышленные товары. С этого момента центр питания трудового тыла переместился в столовые по месту работы, где отпуск, скажем, мясных блюд и хлеба стал производиться по талонам продовольственных карточек. Отныне норма того же хлеба для рабочих, занятых, скажем, на оборонных предприятиях, составляла 400 граммов на день. А обед в заводской столовой для большинства стал основой всего дневного рациона.

Основы продовольственного самоснабжения

Некий положительный сдвиг произошел в 1942 году. Тогда некоторую кулинарную продукцию было разрешено продавать без карточек по коммерческим ценам в бывших ресторанах при гостиницах, что стало прямо-таки спасением для командированных. С этого же времени продовольственным обеспечением производственных коллективов занялись ОРСы — специально созданные на предприятиях отделы рабочего снабжения. Самая же экстренная продовольственная помощь по месту работы организовывалась наиболее инициативными работниками общественного питания за счет «самоснабжения». Как? Это была вторая, «военная» по сравнению с гражданским секретом салата оливье тайна, которую мне раскрыл бывший главный кулинар Москвы, а в годы войны технический директор комбината питания крупного оборонного завода Сергей Иванович Протопопов.

«Во-первых», «во-вторых»… и 16-часовой рабочий день

Поскольку живых свидетельств на эту тему сохранилось крайне мало, приведу рассказ Сергея Ивановича почти полностью. На мой недоумевающий вопрос, а что же можно было в то скудное время «самоорганизовать» по части питания, он мне сначала кратко ответил: «Выкручивались!» А дальше разъяснил: «Ну, во-первых, мы свою капусту квасили — совхоз у нас был. Оттуда же огурцы солили. Во-вторых, жиры собирали из мойки: правда, не для еды, а чтобы сварить мыло для стирки — при заводе своя прачечная была. В-третьих, все очистки — от того же картофеля — перерабатывали в крахмал. Из него кисель варили. Чтобы его подсластить, в собственной пищевой лаборатории вырабатывали сахарин. С ним уже можно было и суфле сварить. В-четвертых, посылали бригаду в Подмосковье, в Белые Столбы — там у нас до войны дом отдыха работал. Собирали грибы, солили. В-пятых, из хвои варили витаминный напиток — его тоже подслащивали своим самодельным сахарином. В-шестых, организовали выработку пищевых дрожжей. А это, по сути, чистый белок. Из него, когда выпаривали, можно было делать и котлеты, и биточки, и запеканки. С ним же пассеровали мороженые овощи — капусту, морковку, которые после этого приобретали вкус грибов. Вот этим всем и кормили рабочих, основную часть которых составляли пожилые люди, женщины и подростки — учащиеся производственно-технических училищ, которые работали по 16 часов, а то и больше».

О том, как на передовой «за ушами трещало»

Про это я впервые услышал от бывшего отцовского ординарца. Коренной одессит, он после войны несколько раз наведывался в Москву. Пару раз даже у нас ночевал. И каждый раз, наблюдая, как я по утрам давлюсь сизоватой от воды послевоенной манной кашей, словно сам себе задавал от меня вопрос: «Ну, шо тоби сказать за армейское пошамать в полевых условиях?» А потом, выдержав паузу, насмешливо добавлял: «Там бы у тебя за ушами трещало!»

Далее следовал по-одесски сочный монолог, из которого становилось понятно, что дела с питанием на передовой складывались по-разному. Но если о содержании — оно было неприхотливым, походным и переменчивым, как сама солдатская судьба. А про ту судьбу, как теперь я знаю, лучше всего передано в двух строчках одной из самых популярных на войне песен: «До тебя мне дойти нелегко, а до смерти — четыре шага».

Какие уж тут мысли «о кружечке холодного пивка»? На фронтовом «передке» о такой «материи» — как о далеком привете из прошлой, мирной жизни — вспоминали лишь в редкие перерывы между боями. И, опасаясь загадывать, все же думали о том, что хорошо бы дожить до Победы, вернуться домой. А уж там, чем черт не шутит, может, еще и посидеть с уцелевшими в войну друзьями в старой доброй пивной.

«Они сошлись, как три рубля на водку…»