– Илина, ты говоришь, что я садист, – робко начал Скелдриг, утерев слезу со своего лица, – но прости, это моя натура, таков я внутри. Меня с юных лет возбуждала и будоражила боль. С этим я ничего не смогу поделать. Я не смог найти себе жену и стал постоянным посетителем борделя, хорошо, что жалование позволяло, но потом я встретил тебя. Знаешь, для меня ты, как маленькая фарфоровая куколка, к сожалению, я оказался собой. Иногда мне кажется, что все поступки, всю кровь, боль – всё это делаю не я. Я смотрю на последствия и понимаю, что никогда бы не смог этого сделать, но почему то рука поднимается снова и снова…
– Это ужасно.
– Ты про бордель? – тихо спросил инквизитор.
– Нет, про твои предпочтения. До знакомства с тобой, я всегда считала, что секс – это истинное проявление любви между двумя людьми. Твоя любовь дикая, демоническая, как и ты сам, видимо, отсюда и вся эта боль и ужас, которые ты приносишь в секс, а потом и в жизнь. Отрешённый, не понятый никем, вот кто ты на самом деле, Скелдриг. Я вижу это. Даже на балу в замке Конклава, ты был настолько одинок, что весь вечер посвятил тому, что слушал мои колкости и шутки по отношению к себе.
– Даже не хочу тратить последние часы жизни на споры и объяснения, пускай ты будешь права – Скелдриг притянул тюк к себе, порылся в нём и достал кусок мяса и спирт. – Ты хотела пить до утра?
– Да, надеюсь, там ещё осталось.
– Там есть ещё бутыль, давай я сделаю костёр побольше – Скелдриг осёкся, но потом всё-таки сказал то, что хотел. – И мы устроим прощальный вечер, который хоть как-то сгладит твои впечатления обо мне.
– Какие могут быть о тебе впечатления, Скелдриг. Я абсолютно ничего о тебе не знаю, кроме того, что ты был шпионом и собирался подорвать власть Верландии, ещё, конечно, я знаю, что ты садист, жестокий убийца, хитрый и беспринципный человек, но не смотря на всю ту боль, которую ты мне причинил, я до сих пор думаю, что инквизиторы сделали тебя таким. Ты не заслуживаешь иных впечатлений, Скелдриг, такие как ты, с детства котят убивают и смотрят, как им больно.
– Ни за что не поверишь, но я рос славным мальчишкой ровно до девяти.
– И что же с тобой случилось?
– Ты хочешь послушать грустную историю того, как Скелдриг Гай стал врагом народов, беспринципным ублюдком и садистом, слава Арто, не содомитом – впервые за всё время он попытался хоть немного пошутить, чтобы обстановка стала приятнее.
– Ох, ну если у тебя были ещё и связи с мужчинами, то тогда тебе не в инквизиторы идти надо было, а в настоятельницы храма! – Илина рассмеялась, Скелдриг тоже улыбался, искренне, без поддельных гримас. Девушка сжимала последние силы, которые у неё остались в кулак, и всё же решила поддержать намерения того, кого ненавидела больше, чем саму себя. Она решила, что немного веселья хоть как-то заставит забыть о ранах.
– Нет, судьба меня уберегла от таких приключений, но вот других сполна преподнесла в столь короткую жизнь.
– Я думаю, ты можешь мне это рассказать, ведь сейчас ты мой самообман, на который я любуюсь в свете костра. Мои личный инквизитор, который одновременно жжёт меня пламенем Арто и показывает божью благодать, даруемую мученикам.
– Раз ты просишь – Скелдриг раздул костёр и наломал мясо, открыв спирт. – Меня прозвали Зверем из Штенда, громко звучит, правда?
– Внушительно, я бы сказала.
– Так вот родился я отнюдь не в Штенде, а в маленькой захудалой деревушке, что стояла в окрестностях города. Деревня называлась Асколь и располагалась около общинных полей, прямиком на берегу реки Ренваттербау. Мама моя была женщиной многодетной, у меня было семь братьев и четыре сестры. Жили мы, как и полагается бедно, и пахали с утра до ночи, точнее пахали все, а я был самым младшим. В Дерландии есть очень большое отличие от вашей страны. Обучению у нас подлежат не все, а только знать, следовательно, ни мои братья с сёстрами, ни мать, ни тем более отец читать и писать не умели. Зато пшеницы выращивали много, да так много, что и государству хватало, и нам на пропитание, – Скелдриг задумался, после чего продолжил, – помню жили рядом с нами соседи, мать с отцом и два сына Мальнер и Фансест, вот им на пропитание не хватало, так что моя семья ещё им помогать умудрялась.
– Это нормально, у вас вон сколько рук было на обработку полей – Илина прокомментировала рассказ инквизитора, ловя себя на мысли, что слушает его и любуется Брайтоном.
– Тоже верно, поэтому нам не было жалко. В деревне нашей было всего три улицы и небольшая деревянная церквушка, мы ходили в неё каждое воскресенье, Арто запрещал работать в этот день и велел воспевать молитвы и просить.
– Это я знаю. У нас религия одна, если ты забыл.
– Нет, не забыл, просто после всего, что было пережито тобой и мной, я не знаю, какой бог является истинным.
– Скелдриг, мы кажется не о богах разговаривали. Ты хотел поведать мне историю о себе, перед тем, как я уйду, оставив тебя умирать среди камней.
– Да, прости, теряюсь. Честно, я сроду никому о себе не рассказывал, никого это не интересовало, а сейчас ещё и ситуация такая, что утром я снова умру.