Пришел Ивашка домой, поставил на стол еду, самую едучую, вилки тульские самые скребучие и питье самое пахучее. Только он собрался идти за друзьями, они по запаху нашли его сами. Когда все расселись по местам, великий мастер молвил:
— Милые мои молодцы! На моих дрожжах ваше тесто взошло. Теперь вы сами учите людей доброте. Спасибо вам за удаль и лихость в работе и за честность в жизни. И платья у вас всегда были чисты и речи честны. И сейчас от чиста сердца чисто зрят ваши очи. Красная слава о вас ходит. Честным мужам честен и поклон. Я знаю, никто из вас не может идти сам по себе на радость, поэтому я и попросил Иванушку вас собрать здесь. В нескольких шагах от этого дома дочь одной мастерицы, оставшись теперь сироткой, попала в большую беду. Для того, чтобы ее выручить, вам надо своих невест нарядить в такие красивые платья, какие еще не нашивали ни царицы, ни королевы. И сами вы должны одеться не хуже королей, пусть даже вам придется жить впроголодь целый год. А я, в свою очередь, попрошу всех молодых мастеров нашего города, чтобы они помогли вам, да и сам в долгу не останусь перед вами.
— Ежели надо, мы сами на себе понесем, а дочь мастерицы выручим, — воскликнули ученики великого мастера.
— Ну что ж, — сказал мастер Тычка, — честь чести на слово верит.
— Правдивому мужу лукавство не под нужу, — ответили ему ученики.
Мало ли, много времени прошло, вдруг на лебединых конях к Лушечке прикатили три молодца с таким расчудесным товаром, какого и матушка ее не видывала. И они попросили свой заказ исполнить не Лушечкину матушку, как бывало раньше, а саму Лушечку да назвали девчушечку не только по имени, но и по отчеству. Лушечка так растерялась, от неожиданности даже присела и совсем оробела. Но только она в руки мерку взяла — и робость куда-то подевалась. Знамо дело: талан не туман, не мимо идет. А через три недели Лушечка увидела первый поклон за свое мастерство. И личиком она сразу стала бела и с очей весела. За этими парнями еще пришли трое парней. Л потом еще три раза по трое. И пошло у Лушечки дело на лад. В городе только и говорили о ее мастерстве. От добрых похвал Лушечка выросла и стала настолько красива, глаз от нее не отвести: очи звездасты, рассыпчаты, грудь лебедина, поступь павлинья. Когда идет, будто из милости башмачком травки-муравки дотрагивается. Ну точно такая, какой ее Ивашка по воображению отчеканил на бронзовом листе.
Ивашкины родители даже не узнали Лушечку. Мать глядела, глядела на нее и сказала сыну:
— Вот на этой красавице надо было сразу тебе и жениться.
Иванушка только улыбнулся в ответ. А мастер Тычка, любуясь Лушечкой, молвил:
— Много ли человеку надо, чтобы стать красивым — только чуточку доброты.
После этого, конечно, был пир на весь мир, а на том пиру — уйма народу. Всем хотелось знать, какое приданое Лушечке оставила мать. И Лушечка с гордостью всем показывала свои руки.
***
Иной раз посмотришь на обыкновенного каменотеса, он словно играючи из камня лыко дерет. И так у него красносмотрительно выходит, будто из камней сказки складывает. А отойдет от своего детища — мужик мужиком.
И никто не подумает, что он творец-художник. Так и бабы у нас, вроде бы на первый взгляд неуклюжи, да на деле очень проворны и дюжи. Некоторые даже по мужицкому ремеслу любого молодца за пояс заткнут и ахнуть ему не дадут.
Глядючи на наших девушек, чуженины из ближайших городов и весен всегда с удивлением и завистью говаривали:
— Глянь-кось, тульские муравейки-невелички, а на себе таскают больше своего веса, да еще легко и красиво.
Конечно, с берега всегда красиво смотреть на гребцов.
И сколько людей с разных сторон ни старались к себе заманивать наших тулянок, обещая им всякие блага, ни одна из них не соглашалась покинуть своего города. И по очень простой причине. Если человек хоть раз испытал хмельную радость своего рукотворства, заставляющего волновать других, он уже не может жить и работать только ради хлеба и даже большого достатка. Посади его в царский дворец, он и там будет себя чувствовать несчастным. Об этом сложено немало печальных легенд, но самая печальная из них — о лучнице Катерине — непокорной душе.
Когда-то на зеленом уголочке тульской земли, на том чудесном месте, где с детской радостью встречаются серебряные воды Тулицы с небесно-голубыми водами величавой реки Упы, жил лучник Аноха. Нельзя сказать, что он ленив и для семьи работал плохо, но был не из тех мастеров, что гладко стружат и кудрявыми стружками вьюжат. Ремесло его скудно кормило. Жил, как говорится, в Туле, а ел дули. А приучаться к другому — было уже поздно. Анохе так опротивело свое ремесло, что когда он приступал к работе, его начинало тошнить. Но нужда может заставить не только опротивевшую работу делать, а даже черту зубы чистить. И никуда не денешься. И жить Аношке было тяжко и умирать боялся, как бы его на том свете не заставили мастерить луки и стрелы.