Легенды о мастере Тычке

— То же самое, что и говаривал всем. Правда, он сказал вот еще что: когда вырастешь и придешь на завод, какой бы у тебя сильный и мудрый учитель ни оказался, надо стараться стать выше его.

Хотя из нашей семьи никто и никогда не видел мастера Тычку, но он в нашем доме всегда был почитаем. При радости, горе и обидах повторяли его золотые слова. Я не заучивал их, они запоминались сами. Мне казалось, будто мастер Тычка все время жил среди нас. Когда я пришел на завод, то с первого же дня стал поступать так, как советовал он — о хорошем говорить хорошо, о плохом — плохо. Однако сразу почувствовал, что это не очень-то всем нравится. Оказывается, здесь зачастую и о плохом нужно говорить хорошо. А как только начал работать лучше своего мастера, он на меня стал коситься, боясь, что у него могу отбить кусок хлеба. Мне стало настолько обидно, что я и сам не заметил, как при первых же огорчениях заговорил словами-лезвиями мастера Тычки, когда его доводили до белого каления. Может быть, по юношеской беспечности я вскоре и забыл эти слова, но мне их напомнило начальство.

Однажды меня вызвали в контору и спросили:

— Ты говорил попу на исповеди, что та рука, которая крест кладет, она и нож точит?

— Говорил, — сказал я.

— Говорил своему мастеру, что, если не будет пахотника, то и не станет бархатника?

— Говорил.

— А знаешь ли ты, что за такие слова посылают туда где даже Макар телят не пасет.

— Но эти же слова не мои. — сказал я, — а мастера Тычки, их каждый знает в нашем городе.

— Тем хуже, что повторяешь слова такого смутьяна как Тычка.

— А вы его видели? — спросил я.

— Ничего, придет время — увидим. Мы и его посадим в свой карман.

Тут я уж не выдержал и грохнул своими словами:

— Слишком он великий Иван, чтобы его посадить в ваш маленький карман.

Начальство тоже не выдержало моих последних слов и, больше не говоря ни слова, тут же вытурило меня из завода.

Когда об этом узнала мать — чуть ли не лишилась ума. Она мечтала меня воспитать таким человеком, чтобы я по-русски был щедрым, открытым, честным и высказывался в миру только полезно заряженными мыслями. Да и говорил бы не по азбуке Морзе, которая нынче стала в моде, а по-русски ярко, раздумно и броско, как издревле повелось у нас, россиян. Ради этого она под предлогом речений легендарного остроумца мастера Тычки, выдуманного кем-то, незаметно заставила меня выучить все пословицы и поговорки, собранные за целую жизнь Владимиром Далем на нашей благословенной Руси, пока сам я не научусь думать.

И теперь сколько она ни доказывала заводскому начальству, что я ничего не говорил лишнего, кроме того, что было написано в книге Даля, — а в этой книге говорится, что поговорка не судима, — ее слушать никто не хотел.

Правда, матушку кто-то спросил:

— Может, слова о большом Пиане и маленьком кармане тоже напечатаны в книге Даля?

— И эти слова напечатаны там. — сказала она.

А между тем, если раньше кузнецкие мужики проходили мимо меня, то теперь останавливались и подбадривающе похлопывали меня по плечам, а зарецкие мальчишки на наших воротах писали: "Мастер Тычка, крепись, мы все за тебя!".

Одна старуха принесла в узелке сухари и сказала:

— Если тебя сошлют далеко, вот тебе на дорогу. В дороге сухари еще никому не мешали.

И она не ошиблась. Буквально через день меня вызвали теперь уже не на завод, а в другое место, где вели более серьезные разговоры, и сказали:

— Ну что ж, наш новый и юный мастер Тычка, если тебя сочувствующие снабдили на дорогу сухарями, желаем тебе счастливого пути.

- То есть как? Какого пути? — сказал я. — Куда меня хотите отправить?

— Разве мы можем приказывать? — сказали мне. — Ты волен сам выбирать для себя место жительства в любом городе у сибирского тракта, но только как можно подальше отсюда.

И действительно, те сухари очень пригодились мне.

Как только я захотел остановиться в первом городе на этом самом тракте, мне сказали:

— Чтобы жить в нашем городе, вам придется ответить на три вопроса.

Вот вам первый: Вы жили рядом с Москвой и недалече от Питера. И обо всем наслышаны. Скажите, пожалуйста, если в России произойдет всеобщий бунт, или как теперь это называют революцией, что сделают с царем?

— Право, я никогда об этом не думал, — ответил я, — но свинью всегда опаливают с головой.

- Спасибо, больше вопросов не будет. Судя по первому ответу, вам надлежит ехать дальше.

- А куда? — спросил я.

— До края земли еще далеко.

И так в каждом городе: стоило мне ответить только на первый вопрос, меня, как испорченную деталь на заводском потоке, все отталкивали от себя как можно подальше. И наконец, дотолкали до такой грани, что я действительно оказался на краю земли, — в Порт-Артуре, откуда дальше было ехать некуда. Но и здесь кому-то не понравились мои слова, и последнее, что со мной сделали, взяли и сбросили в море, и я стал рядовым матросом на крейсере "Варяг".