— Ну, вот это так действительно называется запереть дверь! — сказал он, возвращаясь на прежнее место.
Но не успел он еще дойти до скамейки, на которой обыкновенно сидел, как дверь уже снова стояла настежь.
— Да тут, верно, вмешался сам черт! — проговорил, смеясь, один из гостей, фермер, отличавшийся необыкновенной силой.
Он встал и сам захлопнул дверь, а чтобы пришлась она еще плотнее, изо всей мочи уперся в нее спиной. Однако дверь в ту же минуту распахнулась снова и с такою силой, что бедный фермер, получив толчок в спину, отлетел, как перо, и почти без чувств повалился посереди комнаты. Все, бывшие в зале, испугались, переполошились и бросились его поднимать.
Но тут часы пробили полночь.
С последним ударом часов в распахнувшуюся дверь вступила похоронная процессия и медленным шагом направилась через весь зал между рядами оцепеневших гостей.
Впереди шел старик, одетый в широкий плащ, с большою кипарисовой веткой в руках; за ним двое людей несли открытые носилки, на которых покоилось бездыханное тело молодого человека; в ногах его лежала разорванная голубая перевязь, а на ней — разбитая рота. В конце шествия шел человек и на бархатной подушке нес шапку менестреля.
Процессия в полном безмолвии прошла во двор замка, и при лунном свете ясно было видно, как скрылась она в развалинах маленькой часовни. В ту же минуту налетел новый ужасный порыв ветра и ударил в замок, словно собирался он сорвать с него кровлю, и не то стон, не то грохот, глухой и протяжный донесся из сада: то рухнул старый кипарис.
В следующую же минуту ни души не осталось в гостинице, и даже сам хозяин убежал к соседям.
На другой день, несмотря на праздник, трактирщик до вечерней зари вывозил из замка свои вещи. Он закрыл гостиницу «Грачи», и замок снова заколотили наглухо.
Собрались дать знать об этом поэту, но оказалось, что накануне Рождества, около полуночи, бедный поэт умер в Париже, в своей мансарде, от холода и голода.
Перед смертью грезилось ему, что стоял он среди своего зеленого прадедовского сада, и прекрасная муза венчала его кипарисовым венком.
До революции замок стоял в полном запустении, и только грачи несметными стаями летали и кружились над ним и криком своим нарушали безмолвие заглохшего сада, где кипарис не зеленел уже по-прежнему, и где на месте его торчал старый гнилой пень.
Якобинцы устроили было здесь свои собрания, но затем почему-то сожгли замок, и остались от Грачиного гнезда одни почерневшие стены да обгорелые стволы деревьев; даже сами грачи улетели.
Но от корней деревьев пошли новые побеги, на выжженных местах трава зазеленела еще ярче, и в несколько лет заглохший сад разросся еще гуще прежнего и скрыл в своей чаще обуглившиеся старые развалины, и грачи снова летают и кружатся над старым домом и наперерыв оглашают воздух своим криком, словно спеша перекричать друг друга. Но от кипариса не осталось уже ни следа. Неизвестно также, где схоронили и поэта. Но не умерла вместе с ним его песня, — из поколения в поколение поют ее жители окрестных деревень, и все знают, что эта песня молодого поэта, — последнего владетеля Грачиного гнезда. Это он заронил когда-то зерно, которое взошло потом на благодатной народной ниве.
ДВА БРАТА
В Финистере есть одна очень красивая долина, простирающаяся почти до самого моря. Она пересекается множеством холмов и холмиков, или заросших густым лесом, или же испещренных маленькими деревушками. Живописная проселочная дорожка вьется между засеянными полями, по временам скрываясь в рощицах и яблочных садах; то пробирается она между папоротниками по руслу весеннего потока, то взбирается на высокие холмы.
Множество хорошеньких бретонских домиков разбросано там и сям по долине; целые деревушки приютились под сенью утесов и холмов и весело выглядывают из густой зелени. Очень приятно ходить по этим дорожкам и любоваться синим морем, расстилающимся у самых ваших ног.
Говорят, что в старину, во времена Крестовых походов, на двух самых высоких холмах этой долины стояли два совершенно одинаковых замка, о которых давно уже нет и помина; холмы уже заросли таким густым лесом, что через него трудно даже пробраться, и если в нем и скрываются какие-либо развалины, то их там и не разыскать теперь.
В одном из этих замков жил со своим семейством один родовитый бретонский барон; другой же замок стоял до поры до времени заколоченный и представлял собою его «дополнение». У владетеля замков было два сына, а потому нетрудно было ему и наделить их поровну, так как и земли-то при замках считалось по равному количеству.