В одной из самых цветущих долин Бретани стоял да, вероятно, стоит и поныне старинный бретонский домик с необыкновенно высокой башней, прилепленной к нему сбоку как-то совершенно неуклюже и странно. Зато с башни этой можно видеть на много-много миль кругом и горы, и поля, и пашни, — вплоть до самого моря.
На дворе домика разрослись липы, тисы и платаны, разрослись так густо, что скрыли в своей чаще все окна домика. За домом стоит еще большая зеленая чаща старого заглохшего парка, полного всякой Божьей твари, — и птиц, и кроликов, и диких коз, — просто на удивление!
— Звериное тут царство, — говорят окрестные жители.
— А разве у вас не охотятся на этих зверей? — спросили мы одного из местных старожилов.
Сначала он нас совсем даже не понял, а потом, засмеявшись, сказал, что, по всей вероятности, во всем околотке, миль на десять кругом, не найдется такого смельчака, который полез бы в парк старого Тадик-Коца[22]
с таким намерением.— Был, говорят, лет шестьдесят-семьдесят тому назад, такой тут браконьер, который никогда ничего и никого не боялся. И точно: влез он однажды в этот парк, — да больше никто его и не видал, — так он и сгинул. Лет через десять после этого случая шла моя мать ночью мимо этого парка, — ходить тут никто не боится. Была, знаете, она портнихой и ходила шить поденно по фермам. Ну, вот, раз запоздала она с работой в одном месте и спешила в другое. Вышла она с фермы после ужина. Ночь была ясная, лунная, и дошла она до дедушкина дома так около полуночи. Тут встретился ей какой-то старик; поздоровались они и пошли вместе. Только что поравнялись они с парком, как услыхала моя мать страшный собачий лай и человеческие крики. Испугалась мать, а старик взял ее за руку, отвел в сторону от дороги и, усадив за большим камнем, сам стал перед ней, словно заслоняя ее. Ну, а она все-таки через его плечи видела, что происходит на дороге. Увидала она, что мчится из парка человек с ружьем, а за ним гонится целая стая страшных собак. Промчались они мимо того места, где сидела моя мать, и еще долго слышала она человеческие крики и лай собак.
— Дедушка, попытаемся отбить этого человека от собак, — обратилась моя мать к старику, — а то ведь разорвут они его.
— Десять лет тому назад уже разорвали они его, — отвечал ей старик, — наказал тогда Господь Гюллермика, (было то имя браконьера), не щадившего Божьей твари, и вот, и до сих пор он все еще не успокоился в могиле. Помолись за него хорошенько в будущее воскресенье да не разгуливай в полночь по дорогам. Прощай!
Не успел он вымолвить этих слов, как исчез, словно растаял в воздухе.
— Кто же это был?
— Как кто? Разумеется, Тадик-Коц. Жил он в этом доме лет двести тому назад, а может статься, и раньше, может статься, и позднее, — кто их считал, — года-то! Старый-престарый был он старик, — говорят, не одну сотню лет прожил он на свете. Отец его был славный рыцарь и не раз ходил биться с неверными за освобождение Гроба Господня. Жил он в огромном замке у порта Аббе, ну, уж от него нынче и следов-то никаких не осталось. Сын его, наш Тадик-Коц, там и родился в ту самую ночь, когда в первый раз появилась на небе звезда с длинным хвостом. Жил, говорят, тогда в их замке ученый, ходивший в черной мантии и с остроконечной шапочкой на голове. Сейчас же, как только родился ребенок, пошел он на высокую башню наблюдать звезды и затем по тогдашней моде составил для ребенка гороскоп, запечатал его семью печатями, положил в драгоценный ящичек и отдал отцу ребенка, наказав показать его мальчику, когда ему в первый раз наденут золотые шпоры.
Ну, хорошо! Вот, время шло да шло, а шпор-то он и не дождался, хотя и прожил на свете не одну сотню лет. Был он, что называется, увальнем и сиднем и целыми днями не сходил с места, уткнувши нос в какие-то книги, которых на беду навез его отец великое множество с другой добычей из разных земель. Попался ему, уже много-много лет спустя, ящичек с гороскопом, взломал он все семь печатей, прочитал, что было там написано, да так и покатился со смеху: пророчил ему ученый муж и рыцарскую доблесть, и множество походов, и раннюю смерть. Однако, посмеявшись, стал он раздумывать о том, не поехать ли ему и в самом деле свет посмотреть. Мало ли, долго ли раздумывал он, однако в конце концов все-таки решился ехать: родителей его давно не было в живых, и был он один-одинешенек. Ну, вот, в один прекрасный день, сел он на коня да и был таков, — только его и видели в порту Аббе.
Лет через пятьдесят появился он в нашей местности, — выстроил себе домик и высокую башню в память ученого, что гороскоп ему по звездам сочинил, и стал здесь жить.