С первого же дня повалил к нему народ со всякой своей нуждой, и к каждому выходил он, и каждому делал что мог, — кого учил, кого лечил, кому помогал, и каждому говорил, улыбаясь: «Ведь, я — твой Тадик-Коц», т. е. дедушка. Ну и стали у нас его звать этим именем. Никогда не оставался он один в своем домике. Все любили его у нас, а уж о детях и говорить нечего: со всего околотка, миль на пять, сбегались они к нему послушать и порасспросить его обо всем на свете. «Чего-чего только не знает наш дедушка!» — уверяли они. Вечно был он окружен малышами да еще всякой тварью земной: собаками, кошками, козами, птицами…
И, странное дело! Все эти «Божьи звери», как звал он их, жили между собой в большой дружбе и полном согласии: собаки не гонялись за кроликами, кошки не ловили птиц, дети не лазали по деревьям, не разоряли гнезд, не мучили бабочек. Тадик-Коц сидел на крыльце своего дома или на своей высокой башне и смотрел на все, что происходило кругом, и ничто не укрывалось от его глаза.
Понимал дедушка и птичий, и звериный язык, — так, по крайней мере, все думали. Раз вечером сидел он на крыльце, а около него лежала собака. Шел по дороге человек, — видимо, издалека; шел он усталый, — едва ноги волочил. Стал зазывать его дедушка отдохнуть и переночевать у него в доме.
— Не могу, добрый человек, — отвечал прохожий. — Спешу я на ферму База, — там, говорят, нужен работник, а я давно уж без дела, и семья моя голодает.
Пока говорили они — собака-то и залаяла.
— Ну, — говорит Тадик-Коц, — хочешь, не хочешь, а придется тебе здесь остаться: собака не велит тебе ходить дальше, — слышишь, говорит: «Не ходи, — беда будет».
Засмеялся человек и пошел. Ну, не прошло и часа, как бегут дети и кричат: «Дедушка, на дороге человек лежит». Пошел Тадик-Коц на дорогу, — видит, лежит на дороге тот человек, что в работники шел наниматься. Подняли его, принесли в дом, уложили. Отдохнул он, оправился и на другой день был совсем здоров. Только так и не попал он на ферму База: в ту же ночь она сгорела со всеми своими обитателями, — никто не спасся!
В другой раз гнал сосед пару быков на ярмарку, продавать. У самого дедушкина дома быки заупрямились и замычали.
И сказал тогда дедушка соседу:
— Поворачивай назад, — быки говорят, что осталось тебе жить на свете всего лишь два часа, и что первая их работа будет — везти тебя на кладбище.
Послушался сосед, повернул назад распоряжения делать. Тадик-Коц послал за кюре.
Едва успели обрядить человека: ровно через два часа сосед скончался.
Хорошо, что понимал Тадик-Коц звериный язык.
Жил дедушка долго, — так долго, что мальчишки, что бегали когда-то по его саду, сами же дедушками стали, а он все жил себе да жил по-прежнему. Ну вот, разнесся слух, что опять звезда с хвостом должна появиться. Стал народ о ней толковать, — светопреставления ждать, а Тадик-Коц разъяснял все, учил да не велел бояться.
Много, вообще, рассказывал дедушка обо всем на свете, но особенно любил он говорить о старых временах да о звезде с хвостом. Слушая его, как будто люди сами все переживали. Правда, и в те времена было много дурного и ужасного, но много было также и заманчиво-прекрасного.
Ласточки улетели, улетел и аист с крыши дедушкина дома, но весной они все вернулись назад; потом опять улетели и снова прилетели, а звезды с огненным хвостом все еще не было.
Но вот, в один ясный осенний вечер сидел Тадик-Коц на своей высокой башне, и вдруг прибежали к нему дети:
— Дедушка, смотри, смотри: звезда с хвостом!
В первый раз в жизни ничего не ответил им дедушка: лежал он неподвижно на своей узкой постели, между тем как душа его в объятиях ангела Смерти пролетала в эту минуту мимо блестящей кометы.
На похороны дедушки собрались люди со всех концов Бретани. Сам он лежал в гробу и тихо улыбался, точно вспоминая гороскоп ученого, предрекавший ему совсем не ту судьбу, что досталась ему на долю.
Да и может ли гороскоп направлять волю Господню?!
Ясное осеннее утро выдалось в день похорон Тадик-Коца. Никогда не поют так весною птицы, как пели они в тот день, носясь в вышине и провожая гроб дедушки; собаки же шли молча за погребальными дрогами, а дети уверяли, что по опушке леса прокрадывались следом за гробом и кролики, и зайцы.
Торжественный был это день для всего околотка: все любили дедушку — Тадик-Коца, но никто не плакал на его могиле: сердца всех возносились вместе с колокольным звоном и пением птиц высоко-высоко к небу, к престолу Всевышнего, куда вознеслась и смиренная, кроткая душа дедушки.
Память о нем жива и поныне.
ГОЛУБОЙ ЦВЕТОК НАДЕЖДЫ[23]
На берегу моря, у порта С.-Мишель стоял в старину замок. Сохранились ли от него теперь хоть какие-либо следы, нам неизвестно. Да и не в этом дело!