Он резко, без замаха опустил тяжелый подсвечник на тонкую, ещё не окрепшую скорлупу и та начала рассыпаться белыми оскольчатыми многоугольниками. За его спиной беззвучно ахнула Мадам. На полу корчился не золотой, а лиловый змеиный зародыш. Благородный отпрыск чужого отца!
— Ну вот, всегда все можно решить на месте, — проговорил король.
И перевел взгляд на лицо супруги.
В приоткрытое окно доносился обычный вечерний гул дворцовых служб — резкие крики офицеров, суета мелкой знати, шум подготовки к ужину.
«Смииирна-а, равнение на середину!»…
«Ах, дорогой, неужели к балу ты не сможешь разучить новое па, мы будем опять выглядеть несовременно»…
«Эй, поторопитесь с десертом...»
Он повернулся, плавно изгибаясь частично преображенным телом огромной змеи, перетек к ней, будто капли ртути, остановившие свой бег и слившиеся воедино у ее ног.
— Дайте мне вашу руку, Мадам...
Она зашипела в ответ, преображаясь. Через секунду над ним возвышала свой капюшон молодая Нагайна. Два белых кинжала зубов наполнились синим, светящимся сквозь эмаль ядом.
В душе Ангеррана поднялось подобие сожаления. Он ценил красоту.
Последовал бросок - и через пару минут король отворил дверь покоев.
— Приберите, — бросил служкам фразу Повелитель. Затем немигающим взглядом вертикального зрачка подозвав первого министра, произнёс.
— Нам нужна новая Мадам...
Глава 20 ЭМИЛИЯ. В путь! (Оксана Лысенкова)
Утром Эмилия проснулась с чувством глубокого отвращения к вчерашнему дню. И с чувством полной неуверенности в дне завтрашнем. Но делать нечего, пришлось вставать и приводить себя в порядок после того, как накануне легла, не распустив сложную прическу. Выпутав, практически выдрав, накладные пряди, девушка тяжело вздохнула, оделась и поплелась искать отца, чтобы исправить вчерашнюю несдержанность.
Генри обнаружился в малой столовой, они с Луизой неторопливо завтракали. Эмилия вытянулась перед ними практически по стойке «смирно» и бодро отрапортовала:
- Доброе утро, папа и мама! Я нашла приличные слова. Вот так: «Господин Майлз несомненно не подходит мне как муж по причине интимных предпочтений особей своего пола». Эмилия договорила заранее придуманную фразу и выдохнула, справилась, мол.
Родители переглянулись – ситуация складывалась более чем серьезная. Оборотень с настолько неправильными генами автоматически исключался из сферы надежды клана на возрождение.
- Откуда ты это узнала? – осторожно спросил Генри, - Такое обвинение можно выдвигать только при наличии доказательств.
- Я подслушала. Нечаянно, я просто гуляла, - Эмилия, зная, что подслушивать нехорошо, затеребила в руках юбку, комкая ткань и поднимая подол. Луиза хлопнула дочь по рукам.
- Руки убери! И рассказывай.
Эмилия рассказала. И про олушу, и заодно на баклана пожаловалась. Еще раз, вдруг вчера не услышали.
Генри резко поднялся:
- Все вышесказанное лишний раз свидетельствует о вырождении рода, поэтому проблема твоего замужества встает с еще большей остротой. Надо решать со старейшинами, у меня одного нет таких полномочий. Девочки, я вас покину, к ужину вернусь.
Генри вышел и буквально через минуту со двора раздался его голос, отдающий приказ оседлать коня. Луиза налила дочери чаю:
- Милая, ты же понимаешь, что с этими двумя у вас могли получиться хорошие дети? Которые может быть, смогли бы прервать вырождение рода. Может, подумаешь? Олуша отпадает, так, может, баклана приведешь в соответствие с нормами приличий? Или же фиг с ним, для души любовника заведешь…
Эмилия, уже укусившая кусочек ветчины, поперхнулась, расплескав чай, и круглыми глазами посмотрела на мать:
- Мама, это ужасно!
- Да. Но продолжение рода стоит небольшого неудобства.
- Да, мама. Я подумаю, мама, - Эмилия бережно поставила чашку на стол, положила недоеденную ветчину обратно на тарелку и бочком выбралась из-за стола, - мне надо побыть одной, мама, - словно спасаясь от роя пчел, Эмилия вылетела в двери.
Луиза довольно покивала ей вслед и отхлебнула душистого напитка из фарфоровой чашечки.
В комнату к себе Эмилия влетела, пыхтя от возмущения: «Баклан? Перевоспитать? Любовника? Для души? Продолжение рода? Я вам всем сделаю продолжение рода!».
Эмилия вытащила на середину комнаты самый большой саквояж и, продолжая бурчать, принялась скидывать в него платья.
«Я поеду к Великому Орлу и не отстану до тех пор, пока он не снимет свое дурацкое проклятие! Подумаешь, критики испугался, надо учиться правильно выражаться, а не уроки в школе прогуливать! А я теперь страдай с глистом бесхвостым, нет уж!!!»
Немного попрыгав на не закрывающейся крышке туго набитого саквояжа, Эмилия вдруг поняла, что внутреннее клокотание улеглось, желание разбить пару тарелок о голову невоспитанного жениха исчезло, и стало возможным трезво подумать над происходящим. Решение ехать к Великому Орлу не ушло, но, оглядев разворошенную комнату и трещащий по швам саквояж, девушка поняла, что собираться придется заново. Хотя бы по той простой причине, что поднять эту, с позволения сказать, ручную кладь, не было никакой возможности.