Легенды Оромеры. Великий Орёл.

Оддбэлл, неловко постояв в прихожей, вышел к гостям, огляделся в поисках посадочного места, но не нашёл ничего более подходящего, чем взять пустую цветочную кадку, перевернуть её кверху дном и утвердиться на этом «пиратском троне» напротив скамейки с утешающим свою половину Генри.

Давно? - коротко спросил мистер Блэст. Зачем ждать, пока прозвучат никому не нужные формальные объяснения...

Генри поднял голову.

- Вчера. С утра сказала, что едет на прогулку к дальним озёрам. А к вечеру Луиза нашла вот это, - мужчина протянул сложенный вчетверо помявшийся бумажный листок. - Во имя Великого, Сэмюэль! Зачем Вы запудрили нашей девочке мозги своими безумными сказками? Давайте думать теперь, где искать Эмилию, а заодно скажите мне, каким способом сделать это быстро!

Голос Генри по-прежнему не утратил решительности, хотя и выдавал крайнее волнение и недовольство.

- Сэм!

Луиза порывисто вскочила со скамьи и сделала шаг к восседающему на бочке Оддбэллу. Чудак встал во весь свой несуразный рост и сделал неуклюжую попытку, наклонившись, протянуть женщине руку, но поскользнулся, на долю секунды изобразив «ласточку», и лягнул бочку дёрнувшейся назад ногой. Бочка повалилась на бок и, описав полукруг, с грохотом врезалась в большой медный отражатель, прислоненный к стене в десяти футах от скамейки. Тот рухнул, накрыв бочку собой, оставив жалобный, расплывающийся волнами звон, подобный звуку среднего звонничного колокола. Оддбэлл от неловкости ситуации перекинулся в сыча и моментально запутался в собственной одежде. Слёзы Луизы высохли, а Генри, не смотря на неожиданно постигшее семью горе, криво улыбнулся. Конечно, секундное наваждение стремительно улетучилось, но вместе с ним исчезла куда-то и злость на нелепого родственника. Долго злиться на этого безнадёжного клоуна оказалось просто невозможно.

- Что делать будем? - дождавшись, пока сыч выпутается из одежды, уже мягче сказал он.

Сыч встряхнулся, превратив оперение в подобие свежевзбитой подушки, склонил голову на бок на девяносто градусов, внимательно посмотрел на супругов, затем ухватил клювом край одёжки и предпринял безуспешную попытку утащить её в ближайшие кусты. Задача оказалась ему явно не под силу. Генри усмехнулся ещё раз, подобрал кипу вещей и перенёс их внутрь дома, в прихожую, куда с благодарным мурлыканьем немедленно уковылял и сыч. Через пару минут вся троица снова была в сборе. Изначальная напряженная атмосфера разрядилась, да и Луиза чувствовала себя уже значительно легче.

- Я не мог поступить иначе, сестра, - Оддбэлл сложился вдвое, присев на корточки, и рискнул дотронуться до руки вновь опустившейся на скамейку Луизы. - Пророчество всё равно взяло бы своё, сколько ни пытайся забыть или не замечать его.

Едва Луиза набрала в грудь воздуха для возмущённой тирады, Блэст поднял ладонь в примирительно-предостерегающем жесте, и продолжал:

- Но никто не говорит, что мы станем сидеть, сложа руки, и пассивно ждать. Я всё подготовил заранее. Отправляйтесь домой и готовьтесь. Мы вылетаем завтра на рассвете.

- Вылетаем?! Вы в своём уме? - глаза Генри недоумённо расширились. - Сыч, галка и тетерев, летящие через бурный океан?!

Чудак спокойно выдержал взгляд мужчины.

- Нет, Генри. Я, Вы, возможно — Сэймур Шер-Тхакур и Оберон. Не перекидываясь. Мы полетим на дирижабле. Я построил его специально для этого. Поскольку знал, что Эмилия рано или поздно отправится в этот путь, и ей понадобится наша помощь.

Во взгляде Генри промелькнуло недоверие. Но в глазах матери виновницы переполоха заплескалась надежда, и слёзы вновь закипели и наконец нашли выход, вырвавшись с громким рыданием, в котором более не было беспомощности и безвыходности.

Оддбэлл Блэст понял, что они с Эмилией выиграли и этот раунд.

***

Еще из глубины обморока Эмилия почувствовала, как у нее все болит. В голове, долгое время висевшей вниз, поселилась кузница со всеми ее молотками и тяжелыми железяками, лапы, связанные веревкой, наливались синяками, болело заломленное крыло. Окончательно Эмилия пришла в себя от того, что огромный, размером с одеяло, язык вылизывал ее, заливая липкой слюной, встопорщивая перья. Язык скрывался в не менее огромной пасти, размером с локомобиль дядюшки Оддбэлла. Пасть принадлежала давешнему животному-горе, от которого девушка пряталась под корнями.

Чудовище потыкало в нее саблей. Нет, когтем, острым, огромным, размером в руку. Эмилия, издав тихий писк, в страхе зажмурилась, и, когда, отпихнув морду чудовища, над ней склонился человек, поняла, что это шанс спастись, подскочила и кинулась бежать. Ну, как бежать… Травмированная звероформа напрочь отказывалась переставлять лапы в нужном направлении, так что Эмилия, пометавшись по поляне, влетела в камыши, надеясь, что найдет там хоть какое-то убежище. Надежда не оправдалась – человек стремительным броском придавил птицу к земле. Эмилия охнула и перекинулась исключительно ради того, чтобы не быть моментально раздавленной навалившейся массой.