Легенды осени

Кокрен разглядывал перистые облака, наводившие на раздумья – каково быть внутри китового скелета. Он согласился с Амадором, хоть и ощущал в себе странную холодность. Через полчаса после того, как он выпустил кишки верзиле, он вел пикап техасца и внезапно захотел стоящую у обочины девушку, но ему тут же стало за себя слегка стыдно. В Дананге он, смыв пот и грязь боевого вылета, наслаждался девками, которые, прежде чем лечь с ним в постель, успевали приготовить ужин. Кокрену была нужна хоть искорка, иллюзия романтики, иначе он был как мертвый в смысле секса, таким он стал в тридцать лет, когда поклялся не ложиться в постель с женщиной, с которой ему не захочется наутро беседовать наедине за завтраком. Он был очень мудр во всем, что касалось сексуальной стороны человеческого существования, но до Мирейи у него не было никакой возможности это проявить. Он никогда не задумывался об этом, но на самом деле он ушел так далеко от физиологической гимнастики современного общества, что возврата уже не было. Человек, по необходимости породнившийся со смертью гораздо теснее среднего обывателя, не захочет проматывать жизнь на всякую чепуху.

И еще он чувствовал неопределенный страх приближающейся старости; он не сомневался, что Мирейя – первая, последняя и единственная возможность достичь совершенной полноты жизни, а все что угодно другое даст лишь слабое подобие. В конечном итоге без Мирейи была лишь пустота, но с ней простейшие занятия – прогулка с собакой в пустыне или закупка продуктов на ужин для двоих, а не для одного – дарили неописуемое счастье. Как-то вечером она купила рыбу и морепродукты полудюжины сортов для рагу по-малагски и не забыла фунт свежего говяжьего фарша для Куклы, которую очаровала так, что та забыла свое обычное равнодушие к женщинам. Кокрен сидел весь вечер, глядя на облака и подставляя лицо солнечному жару, а мать Амадора приносила ему холодные напитки и закуски, которые он игнорировал на радость мухам.

Довольный Амадор отправился передавать актрисе-модели приглашение на ужин, заехав по дороге в цветочную лавку за дюжиной роз, а еще к наркоторговцу-оптовику, позабавленному этим визитом, за снадобьями, которые, как он был совершенно уверен, входили в рацион актрисы: хорошей марихуаной – чтоб с ног валила – и не слишком или даже совсем не разбодяженным кокаином. Ужин задумывался, чтобы потянуть время. Друг показал Кокрену сигарную коробку и подарил для начала пять тысяч долларов. Амадор хотел докупить земли к своему небольшому ранчо у подножия гор, где выращивал небольшое стадо коров и где испытывал ту легкость и прелесть бытия, какую со времен юности знал лишь урывками.

Актриса на съемочной площадке слегка поломалась, принимая розы, но тут же смягчилась и с энтузиазмом откликнулась на приглашение. Ее завораживал этот человек, уже несколько недель мелькавший в круге ее внимания и так не похожий ни на кого из тех, с кем ее сводила актерская жизнь. Она обещала прибыть в условленное время и весь день до конца съемок, сидя на неудобной спине лошади, думала, что надеть и как себя вести.

Вручив букет, Амадор огляделся, на миг остановив взгляд на неприметном пикапе, который узнал, почти не отдавая себе отчета в том, – очень уж часто видел его в последнее время. Он подошел чуть поближе, глядя в сторону, словно его интересовала киносъемочная чепуха. Он надел темные очки и налил себе стакан воды из передвижного буфета, небрежно скользя взглядом мимо пикапа. Он узнал главного Тибуронова подручного – тот прислонился к задней двери машины, разглядывая что-то интересное в горах.

Вечером актриса-модель явилась на ужин и осталась при необычных обстоятельствах. Она притащила кота, что развеселило всех, кроме матери Амадора. Амадор ускользнул, поставив высокого кузена стоять на страже в тени портика. За напитками и ужином Кокрену поначалу было скучно, будто он вынужденно листал журнал за невозможностью заняться чем-то другим или в ожидании чего-то другого. Но он вел себя за столом как гостеприимный хозяин, пока наконец все попытки завязать разговор не стали окончательно нелепыми из-за языкового барьера. Она нервно глотала вино, настороженная и сияющая в белом атласном платье-футляре.

– Вот что, нечего зря время терять. У меня в этих местах секретное дело, и если ты меня выдашь, тебе перережут глотку до ушей, – произнес он монотонным выговором штата Индиана.