Я добрался до панели номер два, открыл ее, вывалил лед и отбросил ведро. Потом века три или четыре я перебирался на другое крыло. Надеюсь, вам никогда не придется выполнять этот трюк на высоте шестнадцати миль, к тому же с ведром испаряющегося ледяного крошева в руке. Уж не знаю, каким образом, но я все же достиг цели, опрокинул содержимое ведра в левую панель номер два и потащился назад. Теперь мои руки были пусты, но идти почему-то не стало легче. Я медленно тащился сквозь преддверие ада — прилипающий к смоле зомби — и мыслей у меня в голове было не больше, чем льда в опорожненных ведрах. Вероятно, они уже расплавились, так и не успев коснуться поверхности Венеры… А теперь я вот-вот разделю их участь…
Когда передо мной вдруг появилась дверь шлюза, у меня даже не хватило сил удивиться.
— Что ты возишься?! — ворвался в мое сознание нетерпеливый голос напарника. Кажется, он говорил со мной уже довольно долго; кажется, я даже что-то ему отвечал… — Сядь и пристегнись. Живее!
— Н-не могу снять скафандр.
Руки у меня дрожали, как проклятые — наступала реакция. Я упал в кресло, до которого добрался чуть ли не на четвереньках.
— Оставь в покое свои доспехи и пристегнись! У нас есть шанс попасть домой, только если мы стартуем немедленно.
Стоило мне затянуть ремни, как турбины взревели, корабль затрясся, а потом рванулся вперед, и мы выскользнули из-под топливного бака.
Турбины набирали рабочую скорость, и давление усиливалось — Эрик выжимал из двигателей все, что мог. Это было бы мучительно, даже не будь на мне скафандра, — теперь же превратилось в лютую пытку. Ну, разве это не обидно — уцелеть во время невероятной прогулки с ведрами, а потом загнуться от банальных перегрузок?
Мы мчались почти вертикально вверх, и я никак не мог набрать в грудь достаточно воздуху и сказать Эрику, что погибаю.
Корабль вдруг дернулся, как гальванизированная лягушка.
— Турбина отключилась, — сообщил Эрик. — Пойду на другой.
Корабль вильнул — выбывшая из строя турбина отделилась. Теперь он летел, судорожно вздрагивая, но продолжал разгоняться.
Все, кажется, мне конец!
И тут заглохла вторая турбина. Эрик избавился и от нее, наконец-то ускорение прекратилось…
Но я еще долго не мог говорить.
— Мы все еще не выбрались, — возвестил бодрый голос моего напарника. — Можешь снять скафандр: когда я включу ракету, это будет пострашней той легкой разминки, которая заставила тебя поскулить.
— Вовсе не скулил!
Еще как, можешь мне поверить.
Я молчал до тех пор, пока не выбрался из скафандра.
— А как ты себя чувствуешь? — осведомился я, снова падая в кресло. Больше нигде нет необъяснимого онемения?
— Нет. А что?
Ничего. Просто проявляю дружескую заботу.
Пристегнись и перестань злиться. Понимаю, тебе обидно, что я оказался прав: неполадки и впрямь были чисто механическими!
— Черта с два!
— Что-что?
— Черта с два они были механическими! Я тебя в этом убедил, а потом еще раз убедил, что устранил неисправность. Мне хотелось, чтобы ты поверил — турбины опять могут работать. Я сотворил чудо, Эрик. Но это чудо из области психологии, а не механики. И надеюсь, что мне не придется выдумывать для тебя новые плацебо на обратном пути!
Я выпалил все на едином дыхании и немедленно пожалел о своих словах. Кто меня тянул за язык? Если мне приспичило поругаться с напарником, можно было хотя бы подождать, пока он вытащит нас из этой переделки! А вдруг он опять утратит контроль над турбинами?
Эрик молчал. Я уже приготовился к самому худшему, когда наконец услышал его голос:
— Ты считал, что никакой неисправности нет — и все-таки вышел на крыло на высоте шестнадцати миль?
— Ага. Что мне еще оставалось делать?
В механизмах Эрика что-то хрюкнуло.
— И после этого ты считаешь ненормальным
— Ладно, готов поставить пять тысяч, что я прав. — Мой гнев совсем прошел, осталась только огромная усталость.
— Идет. Пусть механики после приземления поищут механическую неисправность. Ставлю пять тысяч, что они ее найдут. А теперь внимание — включаю ракету. Два, один…
Ракета включилась, вдавив меня в кресло. Последнее, о чем я успел подумать, теряя сознание, что наверняка не доживу до того дня, когда смогу получить свой выигрыш!
Люк Джейсон обвел на дисплее рамкой часть схемы левого крыла корабля.
— Это вот здесь, видите? Наружное давление сжало канал провода так, что он больше не мог сгибаться. А когда металл расширился от тепла, контакты сместились и разошлись. Ваша мысль с охлаждением реле была весьма удачной… Хотя до сих пор не понимаю, как это вы ухитрились остаться в живых после трюка с ведрами на высоте шестнадцати миль!..
— Полагаю, конструкция обоих крыльев одинакова? — перебил я эксперта-механика.
Он посмотрел на меня с удивлением.
— Само собой. И в правом крыле мы обнаружили аналогичные повреждения. Материал, из которого сделаны эти проводники, несомненно, не годится для венерианских кораблей.