Легенды русского шансона 2002

«...Все впереди...» Сергей Русских, напротив, рассказывал, что, незадолго до смерти, у Наговй-цына откуда-то возник страх, что очередная песня может оказаться последней. Однажды, они ехали Вместе в Пермь поездом. (Точнее, по просьбе авторитетных поклонников, один Сергей сопровождал, транспортировал другого до дома.) «Мы с ним ехали в разных вагонах. Разошлись спать, вдруг, в 2 часа ночи он рвется ко мне в купе, будит всех: «Вот, послушай, я тут песню написал!»

«Когда Сереге случалось заработать денег, он тут же кайфово их и тратил, — вспоминает Герман. Отвязывался так, что ему было все равно, где петь, перед кем. В кабаке, где работал Фара Карамов (скрйпач Анатолия Полотно, он же — исполнитель «русского шансона» Федя Карманов — Р.Н.), один вылезал на сцену и начинал танцевать. Я ему: «Серега, ты что, о..ел?» А он: «Да мне пофигу, Игорь. В кайф мне, понимаешь?!» Но такое случалось после трех стаканов водки, естественно. ...Накосорезить по пьянке он мог, причем, по беспределу. Помню, в ту осень, когда в Москве взрывали дома, Я, Русских — он тогда не пил — и Наго-вицый встретились у меня дома. Посидели, выпили... Стали расходиться, залезли в мою машину, стоящую у подъезда, сиДим курим. Вдруг вижу в зеркале: участковый мой приближается, с которым у Меня по жизни нормальные отношения. Думаю: надо выйти, поздороваться со старшим лейтенантом — когда я с ним познакомился, он еще в младших ходил... Стою с участковым у машины, разговариваю за жизнь, за террор. Неожиданно из-за опущенного стекла высовывается Серега: «Слышь, сержант! А у меня тут пушка!» Тот мне: «Игорь, это кто у тебя там такой борзый? Я его сейчас в клетку закрою!» — «Да нет, лейтенант, это уважаемый человек, артист, просто выпил немножко». А Сергей опять за свое: старлея до сержанта опускать да пушкой выдуманной грозить. Ну, мы с Русских, дико извиняясь перед участковым, затащили Наговицына в подъезд. Лейтенанту пообещали назавтра спровадить «уважаемого гостя» домой в Пермь. А наутро, когда вправлял Сере-ге похмельные мозги, он только смущенно бубнил: «Ну, ты, Михалыч, на меня наехал, ну, наехал...»

Наверное, он до конца ощущал себя «звездой», лишь когда бывал подшофе. А трезвый — тише воды, ниже травы. Увидев наше с ним черно-белое фото, где мы оба сняты стрезва, он только и смог произнести удивленно: «Ну, Михалыч, мы здесь прямо как модели!» У него как раз только-только дочка родилась, и он поспорил с «курганскими» на ящик «Хеннесси», что год не будет бухать. С Женечкой на фотографии он — ну, чисто, ангел: умиротворенный такой, улыбается. «Вот, — говорит, — у меня в коляске лежит Евгения Сергеевна — кан-дидат медицинских наук!» — «Почему не доктор?»

— спрашиваю. — «Ну, Михалыч, доктор — это слишком круто. А вот кандидат — самый сенокос».

Но не дожил он до этого кандидатства, мудила из Нижнего Тагила. И слова его про медицинские науки теперь злой какой-то иронией кажутся — не спасли они его, науки эти. И жене Инне, которая сдерживала его, как могла, до рождения ребенка сопровождая во всех поездках, это не удалось. Врачи незадолго до смерти Наговицына предупре-

р!Ц1т_Ин

дили ее; «Все, Сергею пора завязывать. Совсем» Он вроде бы послушался, лег в больницу, но тут «челябинские» звонят, напрягают Инну: «Вот, Серега обещал концерты». Она была резко против. Но Наговицын привык держать слова И он поехал в свою последнюю гастроль.,.

Я плакал и костерил его последними словами в tq утро,, когда его теща Виолетта Павловна позвонила и сказала, что его больше нет. Слушал весь день кассету е его песнями и думал: ну, никак не должен он был уходить так рано».

###

*

Альбом ^Разбитая судьба» стал струей свежего ветра,в затхлой атмосфере конъюнктурного «шансона». Эксперименты с электронным звучанием, синтез танцевального ритма и «специфического» текста — все это уже переварено жанром не раз — и по большей части неблагополучно. (Все-таки блатная песня — это «живая струна», как назвал один из своих альбомов Михаил Круг.) А у Наговицына в «Разбитой судьбе» получилось! Электронные инструменты сочетаются с синтетической хрипотцой голоса идеально, и эта гармония — заслуга аранжировщика Эдуарда Андрианова Андрианов был для Наговицына примерно тем же человеком, каксСвым долгое время являлся для Полотно Сергей Кама, аранжировщик, композитор и певец, кстати земляк тезки.