Легенды русского шансона 2002

Пароход, пароход, полный ход давай.

Полный ход, пароход, не запаздывай!

Ниткой шелковой речка стелется — Канителится...

Так Полотно стал работать кем-то вроде дирек-тора-распорядителя рейсов на дореволюционных пароходах.

«Я в жизни не думал, что определенная мне должность — начальник теплохода — может реально существовать. Есть капитан, старпом, команда, а я — начальник!»

Беду не зовут, она сама приходит. Влезает в счастливую размеренную жизнь тогда, когда ее не ждешь. Беда вкралась в жизнь Анатолия в 1986 году тяжелой болезнью жены, болезнью, для которой существовали лишь границы времени.

«Сижу у изголовья, глажу ее волосы и плачу — от непонимания и бессилия».

На руках у отца осталась маленькая дочка Лиза. Спасибо родителям жены — не оставили помощью. Когда Полотно мотался между Москвой, Сочи, другими городами Союза, Лиза продолжала жить в Перми у бабушки с дедушкой. Должно было пройти время, чтобы пережитое вылилось в эти, полные светлой печали, строчки песни «Наше танго»:

Дочка подрастает, тонкая, как тростник —

Ра?ве ожидали мы ненастье?

Да что со мной! Не знаю, что-то сегодня сник.

Эх! Кому везет, тому и счастье.

Выхлебнул стаканчик, донышко-зеркальце ■■

На лице морщинами заботы.

Обожгло, упало каплями на сердце.

«Доченька, станцуем?» — «Папка, что ты...»

Наше танго. Мы оба счастливы, ты шепчешь мне: «Наше танго, потанцуем давай».

Наше танго, звучит мелодия в тишине:

Не забывай, не забывай, не забывай...

«Скажу честно, вначале я запил, — вспоминает Анатолий Полотно. — Запил, а потом запел. По жизни мне все-таки попадалось больше хороших людей, чем плохих. Они и помогли миновать кризис. Один из таких людей — Виктор Батенков, соавтор первых песен Полотно. Виктор в этом тандеме изначально видел себя поэтом. Анатолию же было не до амбиций — сочинительских ли, певческих- «Поэты и композиторы вообще казались мне тогда людьми с другой планеты». Но постепенно

Полотно втянулся в процесс создания, более того

— вскоре стал доминировать в нем: вначале переделывал большую часть батенковского материала, а после и вовсе стал писать музыку и тексты самостоятельно. Как бы то ни было, именно эти двое — Полотно и Батенков — создали ансамбль «Лоц-Мэн». Позже появился клавишник Сергей Мотин, сейчас известный также как автор-исполнитель собственных песен Сергей Кама. ' ¹

«Пришел к нам молодой парень, — вспоминает Анатолий Полотно. — Очень он тогда напомнил мне Алена Делона. Мы до этого уже перебрали с десяток клавишников — известных в Перми и начинающих. Ну, думаю, очередной пассажир, мечтающий о славе, деньгах и рок-н-ролле. Попробовали сделать одну песню — для затравки я предложил ему «Кафе». Меня сразу же поразила смелость музыкального мышления Сереги, нестандартность подхода, необузданная фантазия. Я, честно говоря, Ожидал, что он выдаст один, ну, от силы два варианта аранжировки. А у него их оказалось 10! «Этот парень — именно то, что надо!», — решил я — и не ошибся: Сергею удалось найти музыкальное лицо группы «Лоц-Мэн», сделать песни самобытными, узнаваемыми. Фактически^ он стал моим соавтором на долгие годы».

«Шесть альбомов мы с Анатолием тогда «шлепнули», — вспоминает Сергей, — всего за один год! Из него песни просто перли. Постепенно наше сотрудничество переросло в соавторства Так бывало: я приношу в студию даже не мелодию, а некую музыкальную ткань, а Толя уже пишет текст. Потом вместе дорабатываем песню. Ходить в соавторах у

РОМА^ВИКИТИН

Полотно — не мед пить! Прежде всего из-за его перманентной тяги к вторжению во все песенные сферы. Здесь он — скептик-агрессор: все-то старается переосмыслить, переработать. Это, наверное, и есть творчество. У Толи на первом плане все-таки текст, вокруг которого уже вертится мелодия. А у Меня — наоборот^ когда пишу музыку, слова вообще не беру в расчет. В студии у нас с То-ляном нормальная рабочая атмосфера: спорим всю дорогу. Примем, я на него тоже наезжаю. Например, заметил, что в последних песнях у него чересчур — прямо, по-голливудски — драматичный финал, обязательно с каплей крови. «Да будь ты проще!» — говорю. А он мне: «Ну что я могу сделать, раз жизнь такая».

32