Мне сложно точно сказать, сколько недель мы уже находимся в Великом Лесу. Однако их явно меньше, чем наших стычек с живорезами. Впрочем, баталий могло бы быть куда больше, если бы не Альфонсо. Следопыт, различающий тайные знаки древнего бора, часто предвосхищает неугодную для нас встречу. Тогда мы сворачиваем с пути или пережидаем опасность в укрытии. В один из таких моментов, после того, как Дельторо вдруг сообщил, что с востока на нас очень быстро движется по его прикидкам гоблинов сорок–пятьдесят, мы сидели в яме под корневищами буков. Сверху, в футах тридцати от нас, топотали и переругивались гоблины. Кони жалобно жали уши. Слава Вселенной, что они тоже уместились в рытвину, а Лютерия Айс, исхудавшая и болезненная, тряслась от холода. У нее была температура. Настурция или Альфонсо готовили ей отвары из целебных растений, богато усеявших просторы Великого Леса, но они не помогали ей. Не могли помочь. Недуг Лютерии не был материальным. Это рука Дроторогора, словно пиявка, вытягивает из нее все силы. Лапа, насыщаясь жизнью магистра Ордена Милосердия, с каждым канувшим в прошлое днем становиться все подвижнее и бойчее. Мне страшно наблюдать за тем, как моя подруга идет прямиком в могилу. А еще более ужасно сознавать то, что аномальная и злая культя, шевелящаяся сама по себе, приобретает лоск и глянец. Чем хуже Лютерии, тем лучше руке Дроторогора. Обрубок Бога–Идола на вид уже не такой неопрятный, как по началу. Теперь он скорее напоминает человеческую пятерню, нежели звериную лапу.
Я слушал, как визжат гоблины и нежно обнимал Лютерию Айс, которая почти дремала на моем плече. Настурция с Клюквой на коленях прижалась к холодной земляной стенке, а Альфонсо, покусывая губы, держал на тетиве Резца стрелу. Мы были готовы к нападению гоблинов. Но мы не желали его. Я, Настурция и Альфонсо, прижучили бы пять десятков тварей, попотели бы, но прижучили, однако для Лютерии этот бой мог бы стать последним.
На голову Настурции спорхнул вяхирь. От неожиданности колдунья Ильварета стукнулась затылком об камень. Вяхиря это озадачило. Он повертел клювом, а затем перелетел на меня. К лапке было привязано письмо!
– Да это же Френки! Вяхирь Бертрана! – полушепотом сказал Альфонсо. – Разворачивай давай!
Я аккуратно отвязал от лапы туго скрученный свиток. Развернув его, я стал читать вслух:
«Калеб, «превед–медвед»! Посылаю тебе своего Френки. Если послание перед тобой, значит, он выполнил задание и его нужно чем–нибудь угостить! Френки обожает орехи, а клубнику ему не давай»!
Тут на бумаге Бертран нарисовал то, как вяхирь жадно клюет кешью, ниже было следующее:
«Калеб, я почти раскидался с заботами Магика Элептерум – это раз. В «башню» вернулось двадцать мастеров, и как только мы выберем нового архимага, я сразу мчу к тебе – это два. Три – я перевел шифр Джеда Хартблада. Составлял он его не от балды, да к тому же стихом, и потому покорпел я над ним изрядно. В наговоре участвуют два человека, которые произносят строчки вместе, все, кроме последних, начинающихся с «Господь Мой Отец!» – их проговаривает тот, кто принимает «благословение–искупление». Текст прилагаю. С уважением, твой Б. Валуа».
– Браво! – тихо восхитилась Настурция, после того, как я зачитал наговор. – Бертран сделал это!
– Нет таких закорюк, которые бы он не привел к нашему алфавиту, – согласился Альфонсо. – Рыжая Колючка, как всегда, на высоте!
– В тексте заклинания одна любовь, любовь да любовь, – протянула Настурция. – А еще я в словах Джеда я уловила намек на то, что Серэнити может обрести вечную жизнь.
– Это метафора, – откликнулся Альфонсо. – Про именно «вечную» жизнь в наговоре ничего не сказано. Но я тоже чувствую в нем эту подоплеку…
– Серэнити не хочет волочить лямку до Судного Дня. И к тому же, самое очевидное, квазальд и Амасту еще требуется как–то соединить, – вздохнул я.
– В Тысячелетнем Громе, – утвердила Настурция.
– Или у жерла Вугу, – дополнил Альфонсо.
– Вот только времени у нас почти в обрез, – вновь вздохнул я, прикрывая Лютерию своим плащом. – Живая Вода может упокоить Серэнити в любую секунду.
– Она… Урах хранит ее… для чего–то большего, – промолвила Лютерия с моих колен. – Чувствую, сестра не умрет раньше срока, а вот я…
– Ты так тем более! – напуская на себя безмятежной веселости, сказал Альфонсо. – Ты у нас крепкая! Как только доберемся до Тумиль’Инламэ, или туда, где Легия нашел свой приют, сразу вышвырнем эту облезлую лапищу, к троллям собачим! В реку или в расщелину какую–нибудь!
– Ты сам знаешь, Альфонсо, что ее нельзя… просто отбросить, – поднимая на следопыта уставшие глаза, проговорила Лютерия. – Ей нужно будет найти место… Безопасное и огороженное от Зла. Даже не так…
– Вернем культю в Тлеющую Чащу. Закопаем ее там, как раньше было, – предложила Настурция.
– Этого мало, – покачала головой Лютерия Айс. – Теперь мало… Сила Дроторогора возросла стократ. Рука вернется к нему, где бы ее не запереть…
– А что же нам тогда остается?