Легенды Царьграда

Другой важный момент связан со статусом священного пространства храма. Если человек опасается за свою жизнь и особенно если подобная угроза исходит от самого императора, единственное место, которое может его защитить, – Св. София. Мы уже видели это в истории с хартулярием Имерием: рассказчик, понимая, что будет несправедливо обвинен в его убийстве, бежит именно в Св. Софию (II, 24). Точно так же поступает и консул Каллистрат, когда в Сенате начинают поговаривать о том, что он может стать императором (II, 44).

Наконец, последнее, о чем стоит здесь сказать, – это еще один вид взаимодействия между Св. Софией и Городом. В «Сказании» повествуется о том, как Юстиниан очищал место для храма, выкупая у жителей их дома (IV, 3–5), – этот мотив смоделирован, вероятно, по образцу поведения Василия I при строительстве Новой церкви. Каждая такая покупка Юстиниана превращалась в некое испытание, где собственник выдвигал особые условия. Автор уточняет, что василевс вел себя при этом предельно кротко, не выселяя никого силой, а к вдове Анне даже явился лично, чтобы «умолять» ее (характерно, кстати, что единственным действительно благочестивым персонажем среди всех этих людей вновь оказывается женщина). Но помимо этого, данные отрывки показывают исключительное значение права собственности для жителя Константинополя. В них обычный дом представлен как незыблемое и неотчуждаемое владение даже перед лицом высшей власти и богоугодного дела, и именно в таком статусе он функционирует в городском пространстве. Конечно, это связано со старыми римскими представлениями о неприкосновенности частной собственности, и в подобных эпизодах эта ценность проявляется лучше всего. Патрии содержат упоминания о разрушении храмов или изъятии из них внутреннего убранства и мозаик (II, 209), но нигде не сказано ни слова о том, чтобы императорская власть силой отбирала у жителей их дома (ср. III, 14, 43), даже в наказание за преступление.

Публичные пространства. Ипподром

Очевидно, что для всех константинопольцев, но особенно для тех, кто ассоциировал себя с коренной городской аристократией, самым живым и заметным публичным пространством города был Большой ипподром. Он являлся тем местом, где у людей была возможность выразить свое мнение и привлечь внимание императора, как, например это показано в легенде об «овощных» скачках (III, 28). Этот анекдот рассказывает о вдове, чей корабль был захвачен препозитом Никифором во времена правления императора Феофила. Чтобы возместить убытки, она в отчаянии обращается к двум шутам, которые соглашаются ей помочь. Во время праздника на Ипподроме они прикрепляют к телеге с овощами небольшой корабль с парусами и, представ перед императорской ложей, начинают шутить о том, что не могут «проглотить» это судно, а затем указывают на Никифора, намекая, что у него-то это вышло очень легко. Император видит вдову, возмущается случившейся с ней несправедливостью и тут же приказывает сжечь препозита. Таким образом правитель защищает благополучие обедневшей знати перед лицом зарвавшихся чиновников. Весь этот анекдот за исключением имен является полной копией истории времен правления Валентиниана I, включая и так называемые «овощные» скачки, которые проводились каждый год 11 мая в честь дня рождения Города – главного константинопольского праздника, долго сохранявшего свои архаичные, языческие по происхождению черты, включая привоз на Ипподром Фортуны Города (см. II, 42). Во время проведения этих скачек содержимое телег, заполненных овощами, раздавали нуждающимся жителям, – примечательно, что и пять столетий спустя он не потерял своей актуальности[1360].

Помимо прочего, Ипподром выполнял и функцию демонстрации преемственности по отношению к античному наследию Города, о чем мы уже говорили в связи со стоящими на нем статуями. Константин Великий, закладывая столицу империи, не строит свой собственный ипподром, но находит тот, что был до него уже заложен императором Севером (I, 61). Здесь совершались многие жертвоприношения, в том числе Гераклом (II, 41) и Александром Македонским (II, 14), что, по замыслу автора, должно подчеркнуть неразрывность между мифологической эпохой и современностью, превращая Ипподром в своеобразное «место памяти», подобно Зевксиппу или Акрополю.

Отдельно стоит отметить именно публичный характер Ипподрома. Это место, где философы могут состязаться с императором в остроумии, причем не в пользу последнего (II, 82; Par. 63). Это и место, где решались основные политические вопросы Города: значение народа, как собрания свободных граждан, в жизни Константинополя подчеркивается неоднократно. Даже стену Константинополя строят эти партии – димы, а не сам император, причем отдельное внимание уделяется соревновательности процесса. Отдельно в этом фрагменте указываются предводители этих димов: «Магдала у партии Голубых и его брат Харисий у партии Зеленых, вместе с их родственником Евлампием», подчеркивая значение вклада конкретных представителей «общества» в общее дело Города.