Легенды Царьграда

Впрочем, не все изваяния, вопреки увещанию «философа», представляют для человека угрозу. В текстах патриографов часто упоминаются и христианские статуи – под ними здесь понимаются образы императора и членов его семьи, а также скульптуры, которые ошибочно интерпретированы как образы библейских персонажей. Например, на Форуме Тавра якобы находилась статуя Иисуса Навина (II, 47; в реальности – Феодосия II), а на Ипподроме – Адама и Евы (Par. 5; на самом деле – один из подвигов Геракла).

Упоминаний об изваяниях христианских императоров в Патриях достаточно много, однако никакой конкретной программы и четко сформулированного отношения к ним нет. В качестве характерных особенностей можно отметить лишь очевидную неприязнь к правителям-иконоборцам. Так, Лев III представляется неразумным разрушителем ценных предметов, а император Константин V назван по своему обидному прозвищу Копроним («Дерьмоименный»). Сами же императоры, помимо того, что использовали статуи для пропаганды своей политической программы и желания возвысить себя (ср., например, статую униженного Соломона, которую Юстиниан I якобы повелел изваять как знак своей победы над ним после строительства Св. Софии, в II, 40), чаще были озабочены сохранением памяти о себе. Наиболее эксплицитно эта идея выражена в «Кратких представлениях»: «Удивительная статуя Валентиниана [III] Младшего находилась у портиков Леонтия, где Зинон устраивал свои инспекции. Увидев статую Валентиниана, Зинон сказал: „Несчастливы те цезари, кто не оставил по себе зримой памяти (μνήμη) в изображениях“» (Par. 51).

Миф о Городе

Но не только статуи формируют образ Константинополя у патриографов – сам город тоже имеет свой миф, прежде всего политический. В связи с тем, что Византий, превратившийся в Константинополь, стал столицей совсем неожиданно, ему пришлось придумывать свою историю очень быстро. «Троица его основателей», как назвал ее Жильбер Дагрон, т. е. Визант, Север и Константин, предстает в Патриях правителями, которые радикально обновляют город, как бы открывая своими деяниями эпохи мировой истории: мифологическо-греческую, римскую и эпоху Нового Рима. История города раскрывается в книге I, которая, опираясь в основном на хронику Гесихия Милетского, предлагает читателю исторический экскурс, повествующий о создании города Византия и превращении его в Константинополь. Но именно с «перенесения» старого Рима в новый и начинается самостоятельный текст Патрий.

О том, как в византийской культуре были пространственно соотнесены два Рима, написано бессчетное количество работ[1350]. Здесь стоит лишь заметить, что в целом Патрии довольно точно и последовательно соблюдают сложившуюся традицию уподобления двух столиц: Константи-нополь покоится на семи холмах (III, 19); как и в Риме, здесь есть Сенат (I, 46), точнее, два его здания, к северу от Форума Константина и Магнавра на Августее; храм св. Ирины (I, 48) заменяет римский алтарь Мира (Ara Pacis)[1351]. Как и в старом Риме, в новом есть стела с надписью об основании города (I, 43) и египетский обелиск (II, 60)[1352], не говоря уже об Ипподроме и о том, «что множество изваяний были свезены [для него] из Рима» (II, 73).

О статуях Ипподрома «Краткие представления» уточняют, что их было 60 (Par. 60) и среди них присутствовало изображение самого Августа, дополнительно подчеркивая тем самым преемство между двумя городами, – величайший император Рима (ср. I, 80–81) символически переезжает в новый город. Вслед за упоминанием Рима в Патриях дается длинный список городов и провинций, откуда были доставлены упомянутые изваяния. Он должен показать, что константинопольский Ипподром – центр всей империи, т. е. всей ойкумены, ибо в дело его украшения свой вклад вносит буквально весь мир: Рим и Никомидия, Афины и Кизик, Кесария и Траллы, Сарды и Мокис, Севастия и Сатала, Халдия и Антиохия, Кипр и Крит, Родос и Атталия, Смирна и Селевкия, Тианы и Иконий, Никея и Сицилия (II, 73). Это довольно частый риторический прием, который можно встретить также, например, в книге IV, где описывается возведение Юстинианом храма Св. Софии, которую тоже строят при участии «Востока и Запада, Севера и Юга и всех островов» (IV, 2–3). Несмотря на то, что по большей части Новый Рим транслировал идею преемственности с Римом старым, пытаясь повторить устройство бывшей столицы, он осознавал себя и как наследника Трои, как мы видели это в истории с палладием.