Промычав что-то невнятное, лесной гость, встав на четвереньки, вполз в жилище. Только при свете огня старик смог как следует разглядеть мангики. Вблизи он был ещё ужаснее: голова и брови седые, рот огромный, а нос слишком короткий. Он смотрел настороженно и было видно, что за эту зиму ему пришлось много выстрадать. Только отчаяние заставило его прийти к человеку. Измождённый, дрожащий от холода, по-детски всхлипывая, он подставлял огню то один бок, то другой.
Пока гость согревался, Спиридон показал ему глухаря и жестами попытался объяснить, что скоро будет ужин. Но дикий человек только покачал гривастой головой и, открыв рот, показал пальцем, что хочет есть. Старик с интересом и страхом протянул мангики ободранную птицу, и через мгновение глухарь полностью исчез. Крупные кости гость выплюнул и отбросил в
сторону. Взгляд гиганта стал более спокойным, и он снова сел к огню, с опаской грея свои бока. Лохматый человек побаивался искр, вздрагивал и отодвигался, когда старик шевелил угли и подкладывал дрова.
Вскипятив воду, охотник заварил чай и протянул лесному гостю ведёрко с ароматным напитком, жестами показав, что он вкусный и согревающий и его надо обязательно выпить. Казалось, великан понял ханта, однако высунул лапу из чума, захватил пригоршню снега, плюхнул его в чай и только после этого выпил.
Утолив голод и согревшись, окончательно проникнувшись доверием к хозяину, он повернулся спиной к огню и уснул. Спиридон укрыл лохматого гиганта оленьей шкурой. А собаки за стеной чума продолжали выть от ужаса.
Прошло несколько дней. Мангики быстро поправлялся. Теперь он уже не ел с той жадностью, которая в первый раз так удивила Спиридона. Ему хватало тетерева или копылухи. Лесной гость съедал ровно столько, сколько ему разрешалось. Если же ему не хватало, то он с удовольствием грыз сухую рыбу или ветви краснотала, растущего недалеко от чума.
Постепенно собаки привыкли к лохматому гиганту и перестали рваться с привязи, поджимать хвосты или выть, а лесной гость не обращал на них внимания. Веко- ре мангики, следя за действиями Спиридона, стал набирать в ведёрко снег для чая и таскать дрова. Запрягшись в нарту, великан легко привозил к чуму по целой сушине. Благодаря помощнику, старик легко и быстро заготавливал дрова.
Тогда Спиридону пришло в голову попробовать мангики на охоте, но для этого надо было найти способ общения со своим гостем. Некоторые жесты гигант понимал, например, когда дело касалось еды или дров.
Старик попробовал рисовать силуэты на снегу. Мангики с интересом смотрел, что хант рисует, но не мог понять, зачем. Тогда Спиридон сначала изобразил силуэт лося, потом, ткнув несколько раз в него пальцем, показал на лес. Лесной человек задумчиво смотрел то на рисунок, то на лес. Видя, что мангики не понимает, хант молча взял ружьё, лыжи и отправился в сторону того леса, на который показал гиганту. Вернувшись под вечер, Спиридон принёс лосятину. Увидев мясо, лесной человек всё понял. Он замахал руками, показывая на мясо и рисунок, и, что-то лопоча, стал демонстрировать готовность идти в лес за охотником. Но старик не торопился, ему хотелось, чтобы его друг набрался сил. Он сам перенёс и убрал всё мясо в лабаз.
К концу февраля мангики окончательно окреп. Его тело налилось силой, а шерсть стала гладкой и блестящей. Теперь лесной человек легко приносил на своих плечах по несколько толстых сушин безо всякой нарты. Глядя на это, Спиридон, наконец, решился. Он разобрал чум, уложил поклажу и, взяв всё необходимое, пошёл на лыжах к урману, где охотников ещё не было. Позади ханта, по лыжне, легко, как пушинку, вёз груз мангики.
Первое время лесной человек не понимал, зачем Спиридону соболя, ему больше нравилось охотиться на лосей или оленей. Этих крупных и острожных животных гигант выгонял прямо на стрелка, либо сам, внезапно выпрыгивая из засады, сворачивал им шеи. Однако для Спиридона были более важны мелкие пушистые хищники, и лесному человеку приходилось с этим мириться. Ман- гики безошибочно на запах определял свежесть следа, догонял зверька и подавал сигнал ханту, что дело еде- лано. Спиридону оставалось лишь поторопиться добыть соболя. Так пролетел февраль и половина марта.
В середине марта промысловик решил закончить охоту. Днём солнце стало припекать, и снег начал заметно проседать. Пока по ночам подмораживало, ещё можно было выйти с урманов с тяжелым грузом. Всё чаще Спиридон подсчитывал в уме, когда по крепкому ещё насту придёт в Угут весенний караван купцов со спиртным. На Югане это должно было случиться где-то в апреле.
Старый хант, как и многие его сородичи, раз попробовав спиртное, уже не мог от него отказаться. Он думал о нём постоянно. Даже во сне Спиридону начала сниться заветная четверть. Однажды ночью, ворочаясь с боку на бок, старик решил попробовать уговорить мангики дотащить его на своих могучих плечах до Сургута. Ведь напрямую дороги было не более сотни вёрст. Для его друга пройти такое расстояние не составило бы большого труда, на охоте он пробегал и больше.