Легенды Земли Московской. Или новые невероятные приключения Брыся и его друзей

Через мгновение «и-и-И-И-И» сменилось на «А-А-А-А». Последний вопль принадлежал Брысю, когда ему прямо на спину, выгнутую по случаю неизвестной опасности, рухнуло нечто похожее на булыжник и придавило к земле…

Глава сорок третья

– Пафнутий! – растерянно воскликнул зоркий Рыжий. Даже слёзы от дыма не помешали ему распознать в «булыжнике» маленького лысохвостого приятеля, с которым они успели проститься навсегда. Кажется, грызун действительно вознамерился отобрать часть славы у Кощея Бессмертного!

Возглас потонул в царившем вокруг шуме: завываниях урагана, мощном гуле ненасытного пламени, криках отчаяния с противоположной стороны площади, где боролись с огнём постояльцы Странноприимного дома Шереметева…

– Хватай его и бежим отсюда! – раздался в лохматой голове Рыжего обеспокоенный голос «руководителя миссии», перекрыв прочие звуки.

Ну конечно! Телепатия! Опять он забыл про новые способности, а ведь именно из-за них они оказались сначала в необычной роли похищенных, а затем и посланников в прошлое!

Мартину, разумеется, легче было бы тащить увесистого грызуна, но его пасть занята толстой смолянистой палкой. Философ хоть и помолодел, но ничуть не сильнее Рыжего, а крепкий Брысь сам нуждался в помощи, поскольку Пафнутий, приземляясь, ушиб ему спину. Мысли пронеслись со скоростью, не уступающей скорости разгулявшегося ветра, и Рыжий, не церемонясь, ухватил «м.н.с.» за шкирку и кинулся к Башне. Его обогнал Мартин: пёс запалил факел и теперь стремился оказаться в подземелье быстрее остальных, чтобы избавиться от ноши и помочь пострадавшему Брысю.

Призрак метался между пришельцами, лепеча слова поддержки и радуясь счастливому возвращению зеленоватого зверька. Правда, последний не подавал признаков жизни, но бывший учёный надеялся, что серо-белый кот в золотистом ошейнике, которого приятели в глаза величали именем фламандского живописца Ван Дейка, а за глаза почему-то Брысем, смягчил образованному грызуну падение с высоты и тот оклемается.

Так и произошло. Едва компания снова собралась в подвале Башни, Пафнутий открыл свои рубиновые бусинки и они засияли в отблесках огня. (По совету графа, Мартин зажёг от принесённого им факела ещё несколько. Вставить их обратно в крепления пёс не сумел, и теперь они лежали на каменном полу, освещая часть туннеля и придавая окружающей действительности диковинный и страшноватый вид: на стенах колыхались чёрные тени, а глаза присутствующих казались кровожадно-багровыми.)

На вопрос, что с ним произошло, Пафнутий сердито указал крошечным пальчиком на графа Брюса:

– Он сбросил меня с крыши!

Его сиятельство оторопел и даже обернулся – не стоит ли за спиной некто, кому адресовано ужасное обвинение. Однако в туннеле обретался только густой мрак, особенно непроглядный за границей освещённого участка.

Повисло изумлённое молчание, которое прервал Савельич (всё-таки не зря он числился философом и книгочеем!):

– Ты, наверное, что-то путаешь. Яков Вилимович – призрак, он не может оказывать физическое воздействие на предметы.

– Я не предмет! – тут же обиделся «м.н.с.». – А он не был призраком! И очень на меня воздействовал!

Давясь от возмущения, Пафнутий поведал ошеломлённым приятелям о том, как нечаянно попал в ещё более глубокое прошлое и что ему довелось там увидеть и пережить. Он рассказал обо всём: о механической кукле, как две капли воды похожей на девушку из русской сказки, о царе Петре, о «драконе», о «хомо универсалисе» Леонардо да Винчи, о жестоком поступке графа Брюса и кувырканиях в воздухе над ночной столицей, которую толком и не рассмотрел. Утаил лишь главное – обнаруженный тайник с Книгой и загадочные опыты царского алхимика. По какой причине он так поступил, кладоискатель и сам затруднился бы ответить, но факт остался фактом – о важной находке никто не узнал, а воспользоваться телепатией и «заглянуть» в мысли зеленоватого питомца Вовки Менделеева друзья не удосужились. Очевидно, были уверены, что ничего особенного там не обнаружат.

– А что, удалось тогда царю Петру полетать? – завидуя грызуну, лицезревшему великого самодержца-реформатора, полюбопытствовал Савельич.

Гениальный механик, едва успевший прийти в себя от обличительных речей в свой адрес, сокрушённо покачал головой, вспоминая давние события:

– Дела государственные не позволили. Гонец прибыл с донесением, и в Питер-бурх государь заторопился, да и меня с собой позвал… Как никак советником монаршим слуга ваш покорный являлся, и сенатором! Редко в Первопрестольной бывать доводилось… В Москве то бишь, – на всякий случай уточнил Яков Вилимович.

Добросердечного Рыжего больше взволновало предсказание, сделанное астрономом и астрологом своему августейшему другу:

– Пётр Первый и вправду умер от воды?

Граф Брюс печально качнул париком:

– Можно и так сказать… По осени 1724-го инспекцию он затеял – канал Ладожский проверять, да застудился гораздо, когда матросикам помогал с корабля, на мель севшего, на берег перебираться. Много часов по пояс в реке студёной провёл…