Легион обреченных

Ашир протянул руку за фотографией, лежавшей на самом верху.

— На втором плане, — ткнул он пальцем в невыразительное лицо Новокшонова, — пройдоха Шырдыкули, служивший англичанам, известен и как агент-вербовщик абвера. После задержания под контролем нашей контрразведки переправил Мадеру важное для нас донесение со списками уцелевших и новых членов, якобы привлеченных им и Черкезом в антисоветское подполье. Там проходят люди, некогда замеченные и Штехелле. Он их тоже рекомендовал как «ярых антисоветчиков», «друзей Германии». Девятым в списках стоит моя фамилия с пояснением: сын басмаческого юзбаши, в двадцатых-тридцатых годах был сердаром басмаческого отряда «Свободные туркмены». Десятым вписан Ходжак, бывший начальник личной охраны Джунаид-хана. Мадер ему доверяет, вхож он и к Эшши-хану, в круги туркменской эмиграции в Иране и Афганистане.

— Ну что ж, Ашир-джан, все верно, — довольно обронил генерал. — Насколько нам известно, списки были размножены, обрели новых хозяев. Копии их есть и в абвере, и в службе безопасности, и даже у шефа гестапо. Так что в рейхе кое-кто из туркмен известные люди, — улыбнулся старый чекист.

— Но оригинал списков, составленный еще в Ашхабаде, у вас, товарищ генерал. Там есть и мои пометки...

— Об этом забудь, Таганов, — строго произнес генерал. — Твердо запомни, что твой отец погиб не от рук басмачей, а от пуль кизыл аскеров... Месть за него жжет твое сердце. Ты с детства настроен против большевиков, отобравших у вас коня, верблюда, овец, силой загнавших в колхоз. Поэтому и ты по зову крови подался в басмачи. Вдобавок меркантилен, твой принцип: деньги не пахнут, — и этим ты мало похож на туркмена. Мечтаешь чуть ли не о троне хивинского хана или бухарского эмира, потому стремишься в ТНК или в ряды Туркестанского легиона, чтобы сделать карьеру любой ценой. Твое кредо — личное благополучие в жизни, которое хочешь достичь не трудом, а хитростью и ловкостью...

— Кажется, Вольтер говорил, что не надо быть ученым человеком, академиком, чтобы получить орден, для этого достаточно к месту сказать удачный комплимент любовнице короля.

— Вот-вот, — рассмеялся Мелькумов, — фашисты не очень-то начитанные люди. Такие к месту сказанные ссылки производят на них впечатление... Главное, ты хочешь бороться за единый, свободный, демократический Туркестан, за «Великий Туран», о котором мечтал еще юношей, не без влияния отца, близкого к Джунаид-хану человека.

Генерал поднялся и подвел собеседника к небольшому столу, на котором, помимо брошюр, журналов, газет и листовок, лежала еще одна стопка фотографий...

— Освежи память! — Старый чекист веером рассыпал по столу и выбрал несколько снимков. — Вот Вели Каюм, его почему-то величают ханом, а сам считает себя еще и президентом «Великого Турана». Его жена Рут Хендшель работает диктором берлинского радио, по совместительству — агент гестапо, увлекается теорией и практикой Фрейда... А это Баймирза Хаит, ярый националист, сын бая, в прошлом командир Красной Армии, добровольно сдавшийся в плен, ныне — редактор газеты «Ени Туркестан» и журнала «Милли Туркестан». Вот образцы их продукции.

Задумчиво перебирая все, что накопилось на столе, Ашир усмехнулся:

— Быстро же ученик забыл своего учителя Мустафу Чокаева. Вовсю одного Каюма цитируют.

— Вспоминать о Чокаеве не в интересах лидеров ТНК. Все знают, что Каюм собственноручно отправил на тот свет своего благодетеля, чтобы занять кресло президента комитета. Это сделано с санкции гестапо, которое завербовало Чокаева, но не простило ему прежнюю любовь сразу к двум разведкам — французской и английской.

Глухо зазвонил телефон, и генерал поднял трубку, попросил связаться с ним попозже.