— Это вы писали? — резко спросил следователь. Рукой он повернул голову старика так, чтобы тому были видны красно-коричневые буквы. — Кто-нибудь заставлял вас написать это?
— Мне нравится обед, — как заведенный, бормотал старик.
Киндерман устало посмотрел на него, а потом, обратившись к сестре, отрешенно произнес:
— Уведите его в палату.
Сестра Лоренцо кивнула и вывела слабоумного старика в коридор, Киндерман слышал, как затихают их шаги. Он снова взглянул на зеркало и, нервно облизнув пересохшие губы, перечитал страшную надпись:
НАЗЫВАЙ МЕНЯ ЛЕГИОН, ИБО НАС МНОЖЕСТВО
Киндерман торопливо покинул туалет и направился к Аткинсу, поджидавшему его у дежурного поста.
— Пойдем-ка со мной, Немо, — на ходу бросил лейтенант, не замедляя шага.
Аткинс безропотно последовал за ним, и через некоторое время они уже стояли перед палатой номер двенадцать Киндерман заглянул в окошечко. Мужчина в палате не спал. Он сидел на кровати в смирительной рубашке и, как будто зная, что Киндерман находится за дверью, ехидно ухмылялся. Его губы шевелились, словно он что-то пытался сказать следователю. Киндерман повернулся и обратился к полицейскому, дежурившему у двери.
— Сколько времени вы здесь стоите?
— С полуночи, — ответил тот.
— Кто-нибудь заходил в эту палату?
— Медсестра. Несколько раз.
— А доктор?
— Нет, только медсестра.
Киндерман задумался, а потом повернулся к Аткинсу:
— Скажи Райану, что мне нужны отпечатки пальцев всех сотрудников больницы. Начни с Темпла, потом проверь весь персонал невропатологического и психиатрического отделений. А там видно будет. Мобилизуй на это дело еще пару человек, чтобы побыстрее
Киндерман смотрел вслед быстро удаляющемуся помощнику. Когда тот скрылся за углом, лейтенант все еще прислушивался к его шагам, словно с этим звуком от следователя отдалялся весь реальный мир. Вот шаги затихли, и снова мрак просочился в душу Киндермана. Он посмотрел вверх на лампочки. Три из них не горели. Их еще не успели поменять, коридор был погружен в полумрак Снова шаги. Это приближалась медсестра. Следователь ждал. Когда девушка подошла, он указал на дверь палаты номер двенадцать Медсестра внимательно оглядела лейтенанта и отперла дверь. Следователь зашел внутрь. Нос у Подсолнуха был тщательно забинтован. Не мигая, следил пациент за каждым движением Киндермана. Следователь прошел в дальний угол и устроился на стуле. Тишина начала обволакивать его. Подсолнух сидел не шелохнувшись. Настоящий манекен с широко раскрытыми глазами, да и только. Киндерман посмотрел вверх на одиноко свисающую лампочку. Она вдруг начала мерцать, а потом так же внезапно перестала И тут следователь услышал злорадный смешок.
— Да будет свет, — раздался голос Подсолнуха.
Киндерман перевел на него взгляд, но глаза больного были по-прежнему пусты.
— Вы получили мое послание, лейтенант? — спросил он. — Я передал его через Китинг. Прелестная девушка. Отзывчивое сердце, Да, кстати, я восхищаюсь вами. Вы правильно сделали, что позвали моего отца Хотя тут надо еще кое-что уточнить. Вы не могли бы сделать мне маленькое одолжение? Звякните журналистам, пусть они снимут папашу вместе с Китинг, хорошо? Ведь, собственно, ради этого я и убиваю — чтобы обесчестить его, вы же прекрасно понимаете это. Так помогите мне. И смерть восторжествует. Ну, хотя бы на один денек За это я вас не трону. Вы останетесь мною довольны Кстати, я могу замолвить за вас словечко. Вас тут не больно-то жалуют. Только не спрашивайте, почему. Они мне все уши прожужжали, что ваша фамилия начинается на буквы «К», но я не обращаю на них внимания. Ведь правда, это очень благородно с моей стороны? И смело. Когда они выходят из себя, то бывают иногда так капризны и привередливы. — Казалось, Подсолнух вспомнил вдруг о чем-то неприятном, потому что внезапно передернулся. — Ну, неважно. Давайте их больше не касаться. Итак, я вам задал любопытную задачку, лейтенант? Конечно, если учитывать вашу уверенность в том, что я — «Близнец». — Лицо его исказила гримаса ненависти, голос угрожающе загремел: — Убедился ты, наконец, или нет?!
— Нет, — ответил Киндерман.
— И очень глупо, — злобно прорычал Подсолнух. — Похоже, ты явно напрашиваешься на танец.
— Я не понимаю, что вы хотите этим сказать, — откликнулся Киндерман.
— Я тоже, — равнодушно заметил Подсолнух. Лицо его разгладилось и являло собой в этот момент непроницаемую маску. — Я же сумасшедший.
Киндерман молчал, прислушиваясь к мерному стуку падающих в раковину капель. Наконец он заговорил:
— Если вы и есть тот самый «Близнец», то как же вам удается выбираться отсюда?