– Однако дело не в нем, – вернулся к теме разговора сенатор. – Иллур очень толковый вождь. Я в нем не ошибся. Он объединил скифов, договорился с сарматами и начал поход на запад. Сейчас одна его армия штурмует стены греческой колонии на берегу моря, а другая стремительно продвигается в сторону самой Греции в обход горного хребта. Его натиск очень силен. Греки ожидают, что, разбив бастарнов и гетов, он очень скоро вторгнется на земли северных фракийцев, а затем и самих греков. Это нам тоже на руку. Однако мы можем и по-своему сыграть на честолюбии Иллура.
Магон замолчал, подходя к главному. Федор тоже молчал, ошарашенный новостью.
– Так вот, – проговорил наконец Магон, – если, вернувшись назад, ты узнаешь, что война затягивается и, несмотря на мои усилия, в течение месяца подкрепления не подойдут… в этой жизни все может случиться…
Магон снова умолк, словно подбирая слова.
– Так вот, тогда ты можешь показать ее Ганнибалу. Но не раньше. Возможно, к тому моменту Карфаген уже выиграет войну и эта грамота не понадобится. Но если нет, – Ганнибал может тайно призвать скифов на земли Рима, обещав им хорошую награду и не дожидаясь разрешения сената. А их конница сокрушит любого противника и поможет решить исход затянувшейся войны.
Услышав это, Федор понял, что теперь крепко увяз в интригах сенаторов. И не может отказаться – от таких предложений не отказываются. Но, кроме чувства опасения за свою жизнь, в нем заговорило чувство любви к новой родине. Политики везде одинаковые. И, судя по тому, как шли дела в Карфагене, война могла затянуться, Ганнибал остаться без обещанных подкреплений, а скифы могли стать его последней надеждой.
– Я все исполню, – сказал Федор, пряча свиток под кирасу.
– Будь осторожен, если оно попадет в руки врагов, то его могут использовать против меня, – предупредил напоследок стареющий сенатор.
– Я буду осторожен, – пообещал Чайка, направляясь к выходу.
На следующий день он вышел в море с флотом из тридцати новехоньких и полностью оснащенных квинкерем. Утром, когда Федор посетил смертельно раненного посла в особняке Барка, брат Ганнибала находился без сознания, но был еще жив. «Хороший знак, – решил Федор, бросив взгляд на изможденное лицо Магона, боровшегося со смертью, и пообещал: – Помолюсь богам, чтобы он выжил. А то Ганнибал сойдет с ума от горя. Надеюсь, сенатор разыщет тех, кто напал на него, и отомстит».
То время, что Федор провел в Карфагене с момента покушения на посла, он постоянно передвигался по городу с охранниками, но случая проверить их доблесть, к счастью, не представилось. Оставляя вновь на неизвестный срок свой дом в столице, Федор тем не менее пообещал своим слугам, что война быстро закончится и он скоро вернется. Даже выдал на прощание в награду каждому несколько серебряных монет, чтобы помнили его доброту. О выплате жалованья им можно было не беспокоиться, – все они были рабами своего хозяина. Но даже в отсутствие хозяина они не прохлаждались, предаваясь праздной жизни. Об этом беспокоился деятельный Акир, регулярно проверявший, чтобы слуги следили за домом Чайки, а также использовавший охранников и кухарку для нужд самого сенатора, если такие возникали.
Оказавшись снова в море, Федор, ставший неожиданно главным в этом посольстве, приказал Бибракту, который теперь командовал флагманом целой эскадры, направить флот вдоль ливийского берега на восток, с тем, чтобы избежать столкновений с римлянами как можно дольше. Он сделал это для того, чтобы хоть часть из подкреплений добралась до Италии и вступила в бой тогда, когда это понадобится самому Ганнибалу, а не римлянам.
Капитан «Агригента» передал приказ на другие корабли, и флот финикийцев, выстроившись в две линии, отправился в путь. Погода благоприятствовала. Видимость была отличной, хотя Федор, вспоминая дорогу сюда, все же предпочел бы легкий шторм.
Флагман, отремонтированный на лучших верфях мира, снова легко развивал скорость в четыре узла под парусом, разрезая мощным тараном лазурные волны. А Чайка, стоя у борта, наблюдал за прыжками дельфинов, сопровождавших флот от самого Карфагена.
Первые дни прошли без приключений, да Федор и не ожидал встретить римский флот так близко от родных берегов. Хотя от римлян можно было ожидать всего – в прошлой войне они даже высаживали десант на эти берега, – но сейчас, благодаря Ганнибалу, им было не до атак на цитадель противника. Свою бы удержать.
А через три дня, когда они были уже в открытом море, опасения Федора внезапно материализовались. Ветер переменился на западный, поднялась волна, и эскадру финикийцев стало сносить в сторону от намеченного курса. Несмотря на опасность столкнуться, корабли старались держаться вместе, чтобы не растерять друг друга в этой суматохе и не оказаться у берегов Италии в одиночестве на растерзание римскому флоту. Наступившая ночь не принесла облегчения, ветер завывал в снастях, палуба скрипела, а шторм хоть и не стал сильнее, но и не прекратился.