Легионер. Книга третья

Ландсберг и вправду не осерчал. Разбуженный второй раз за ночь, он тоже поглядел вперед, послушал, втянул ноздрями морозный воздух и махнул рукой: трогай! Пес же, выполнив свои сторожевые задачи, тут же прекратил выгрызать льдинки из лап и вновь побежал впереди возка.

Через малое время путешественники доехали до костра, разложенного у самого тракта. Две фигуры в коротких, чтобы не мешали лазить по глубокому снегу, полушубках, поджидали товарищей, натаптывая в сугробах тропинку и отбрасывая с пути, по которому пойдет тяжеленное бревно, валежины. Самих бревнотасков видно пока не было — только слышались их далекая ругань и надрывные вскрики.

Лошадиное фырканье и возок, появившийся из темноты, заставили «урочников» примолкнуть. Сняв шапки, они заспешили к дороге, чтобы ненароком не прогневать ожиданием начальство — ибо кто, кроме начальства, мог еще в добром возке очутиться здесь среди ночи?

— Здорово, ребята! — поздоровался Ландсберг, разминая у возка ноги и делая успокаивающий жест Разбою, насторожившему и ощетинившемуся было при приближении фигур.

— И вам желаем здравия, ваш-бродь! — закланялись лесорубы. И, узнав Ландсберга, тут же поправились: — Ваше степенство, то исть, конечно…

— Морозец, однако, нынче! — потопал сапогами Ландсберг. — Не примерзли тут?

— Чайком, ваше степенство, греемся. Да и то сказать — пока до тракту даже без бревна долезешь, пять раз вспотеешь, снегу-то нынче — не приведи господь! А уж с бревном-то и вовсе… Чайку с нами похлебать не побрезгуешь, ваше степенство, господин Ландсберг?

— Отчего же? Михайла, тащи кружки и заварку! Утробу малость погреем, пока у занятых людей время есть и кипяточек имеется… Далеко ли от тракта дерево подходящее нашли, ребята?

— Версты полторы, не более, ваше степенство. Ближе пал летось прошел, одни пеньки горелые.

Лесорубы-каторжане жадно вдыхали ароматный парок из чайников, куда Ландсберг щедро высыпал всю заварку из туеска, живо разобрали куски колотого сахара из развернутой тряпицы и блаженно жмурились, откровенно радуясь возможности передохнуть, теплу костра, а главное — своему нежданному-негаданному фарту с чаепитием. И не упустили случая пожаловаться:

— До весны, конечно, лесу тут хватит, а что на следующую зиму делать — страшно и подумать! Версты на три, а то и подале забираться надо в тайгу будет, на один «урок» дня не хватит, коли дороги летом не пробить…

— Пробьют дорогу! — пожал плечами Ландсберг. — Начальство наше ведь тоже соображает. Понимает, что без дороги в тайге лесу не заготовишь…

— А ты откель, ваше степенство, путь-дорогу держишь ноне? Из Рыковского, поди? Не страшно ночью-то по тайге?

— Был я в Рыковском, верно, — признался Ландсберг. — Что ночами езжу, так это для бережения времени: днем дел много. А что до страху… Места у нас на Сахалине, конечно, лихие. И людишки лихие встречаются. Да что вам говорить — сами знаете. Так ведь и днем зарезать могут, средь поселка… А уж в тайге! Одна у меня на Разбоя надежда, с ним спокойно… Он ведь, считай, за полчаса нас о людях на дороге предупредил! Ну, о вас, я хочу сказать. И ружья в возке имеются, если что…

— Оно, конечно, так… Дозвольте еще сахарку, ваше степенство! Больно скусный он у тебя, сахарок-то!

— Конечно, забирайте весь, с артельщиками поделитесь! — махнул рукой Ландсберг. — Ладно, ребята, спасибо вам за приют, за ласку, как говорится. Отогрелись мало-мало — в дорогу пора!

— Тебе спасибо, ваше степенство! Наш-то каторжанский чаек — пустой кипяток. А ты уважил, настоящим угостил, да еще и с сахарком. Дай тебе господь здоровья, ваше степенство, поезжай с богом!

По дороге в пост Александровский возок с Ландсбергом и Михайлой обогнал еще несколько артелей лесорубов — те, запрягшись по несколько человек в «упряжки» с бревнами, в тучах пара, как загнанные лошади, волокли по ледяному желобу в поселок свои «уроки». И хотя останавливаться с тяжелой лесиной было никак нельзя, каторжники, заслышав стук копыт и скрип полозьев, бросали бревно, срывали шапки и кланялись пролетавшей мимо повозке: неровен час, грозное начальство осердится за непочтение! Тогда в посту вместо баланды с хлебной пайкой лесорубов будут поджидать розги, а то и «холодная».

Пост Александровский, столица каторжного острова, встретил ночных путников редким и тоскливым собачьим воем, совершенно безлюдными улицами и темными, без единого огонька окнами домов. Разбой, до самого поселка бежавший впереди возка, в поселке присмирел, держался у самых саней, словно привязанный.

Распрощавшись с Михайлой у его домика, Ландсберг дождался, пока тот не исчезнет за тяжелой калиткой, распорядился вознице:

— Все, домой! И не к парадному вези, а прямо на конюшню езжай, барыню не буди. Я через магазин в дом зайду…

За забором из тяжелых лиственных плах завозились, загремели цепями и зарычали кобели полудиких гиляцких лаек, в чьих жилах было немало волчьей крови. Однако Разбой, вперед возницы проскочивший во двор, одним своим появлением успокоил вышколенных псов: хозяин лишнего шума не любил.