Легионер. Пять лет во Французском Иностранном легионе

В результате настроение у всех хуже некуда. Ничего подобного не было в Маскаре. Здесь же не жизнь, а тягомотина. Пища по-прежнему негодная, что также не способствует поднятию духа. Никакого товарищества между нами не чувствуется, наш коллектив — двадцать четыре солдата, каждый сам по себе. Де Грааф пребывает в унынии. Мы уже видеть не можем этих никчемных сержантов с их фокусами, а в особенности капралов, в которых нет ни капли юмора и которые не способны хоть сколько-нибудь вдохновить нас. Мы не видим никакой цели, никакого смысла в том, что делаем. Мы просто плывем по течению. Нам не на чем сконцентрировать свои усилия, не к чему стремиться. Полный застой, как в засорившейся канализационной трубе. Сержантам так же скучно, как и нам, но они могут хотя бы как-то развлечься в своей столовой, или уединиться в своей комнате, или в любой момент окунуться в ночную жизнь Сиди-бель-Аббеса, или, в конце концов, отвести душу, гоняя нас целый день и наблюдая за нашими мучениями.

Изнуряющий зной, естественно, лишь усугубляет наши мытарства — мы постоянно потеем, ночью и днем, когда бодрствуем и когда спим, — облегчения не наступает ни на минуту. К тому же постоянно не хватает воды, и она строго нормирована. Надо так распределить свою норму, чтобы хватило и на питье, и на мытье, и на бритье. К полудню вода нагревается настолько, что пить ее становится невозможно, — еще одна неурядица, порожденная бестолковым руководством. Моя рана, полученная в незабываемой схватке с Отто Шмидтом, до сих пор гноится, и я уже с отчаянием думаю, что в этом климате она так и не заживет. Мы все мечтаем поскорее выбраться из этого болота и вернуться в полк, пока окончательно не свихнулись.

24 августа 1960 г.

Хоть какой-то проблеск. Нам с Гарри Штоббом и Генри Шеффером удалось получить увольнительные в бель-Аббес. Шеффер — молодой немец. Он в отличной форме, — наверное, с ним не сравнится никто в нашем взводе; при этом ему всегда и во всем обязательно надо быть первым. В целом, он мне нравится, однако полного доверия не вызывает. Бегает он быстрее меня, но я побиваю его в лазании по канату, прыжках в высоту и стрельбе, и его это явно заедает. Однажды, когда подсчитывали очки, заработанные нами в разных видах спорта, я слышал, как он ревниво спрашивал сержанта, сколько очков у меня. Он видит во мне соперника. Начисление очков происходит непрерывно, и Шефферу очень хочется возглавлять этот список, хотя не думаю, что набравшего наибольшее количество очков ожидает сколько-нибудь завидная награда.

Итак, мы попали в город и направились прямиком в бордель. Как-то мой старинный приятель Фрэнсис Видрингтон вспомнил наставление своего гвардейского командира: «Член — это самое драгоценное, что у вас есть, а между тем некоторые суют его туда, куда я не стал бы совать даже зонтик!» Мы с Гарри оставили Шеффера в борделе и пошли в закусочную под названием «Фут-бар», где по-королевски пообедали и полностью растворили мерзкий осадок Сюлли в нескольких галлонах превосходного красного вина.

Затем мы перебазировались в «Садовый бар». Там работает восхитительная барменша по имени Патриция. Фигура у нее не хуже, чем у Джины Лоллобриджиды, и в основном именно благодаря ей бар пользуется большой популярностью и считается лучшим в городе. Разумеется, поклонников у нее хоть отбавляй, и мои попытки привлечь ее внимание к моей особе пока не имели особого успеха, если не считать нескольких улыбок, которые были слишком мимолетны, чтобы увидеть в них обещание чего-то более существенного в будущем. Но настойчивость, я думаю, может принести свои плоды.

Гарри Штобб напился до того, что стал блевать. Никогда не видел, чтобы кто-нибудь пил и блевал одновременно. Это, несомненно, уникальное достижение.

26 августа 1960 г.

Весь день провели на полигоне. Одна из первых заповедей при стрельбе из автомата заключается в том, что, когда ты отстрелялся, желательно и даже необходимо вынуть магазин и передернуть затвор — убедиться, что внутри не осталось пули. Этому обучают при первом же твоем появлении на стрельбище и впоследствии вдалбливают тебе это как заповедь. Сегодня легионер Белом об этом забыл.

Белом — француз, очень крепкий и выносливый парень и к тому же очень обаятельный, намного лучше всех остальных наших французов. Сравняться с ним в флегматичности не может даже мечтать ни один англичанин; Белом пьет как рыба, невозмутим при любых обстоятельствах и никогда ничему не удивляется — даже тому, что случилось сегодня. Он очень медлителен и хладнокровен. Кажется, что у него не голова, а бетонный шар.

Закончив сегодня стрельбу, он, не вынув магазина и не сняв пальца с курка, выпустил из автомата очередь, которая едва не уложила пол взвода. То, что пули никого не задели, просто чудо.