Легионер. Пять лет во Французском Иностранном легионе

Когда все вернулись в лагерь, Белома заставили выполнять пелот в полном боевом снаряжении, с камнями в вещмешке. Побегав, попрыгав и покувыркавшись два часа под свистки сержанта, он переоделся в форму одежды номер один и продолжал выполнять те же упражнения. Меняя обмундирование каждые два часа, он развлекался таким образом до полуночи. Когда сержант уставал свистеть, он уходил выпить пива, а его сменял другой. Что и говорить, наблюдать часами за тем, как человек ползает на животе, — утомительная работа. В полночь Белом заступил на восемь часов в караул, после чего его ожидают пятнадцать суток ареста. Но он, как я уже говорил, парень выносливый и выдержит все, что бы они ни придумали. Сержанты понимают это, и это их ужасно злит. А ему наплевать.

29 августа 1960 г.

Появился новый сержант, которого зовут Бланко. (Вот повеселились бы над такой фамилией в британской армии!)[21] Он испанец, и его соотечественники в нашем взводе потирают руки в предвкушении всевозможных послаблений. Испанцы действительно относятся друг к другу очень благосклонно в таких ситуациях, в отличие от немцев, для которых чин — это святое.

Летан — никчемный офицер, просто тряпка; сержанты вертят им как хотят. У него нет качеств, необходимых руководителю, да и вообще каких-либо определенных качеств. Мне он не нравится, и он, я думаю, чувствует это. Я ему, похоже, тоже не нравлюсь.

В последние два дня мы знакомились со взрывчатыми веществами и минами. С минами шутки плохи, и парни, которые их обезвреживают, заслуживают всех тех наград, какие получают. Среди ближайших холмов разбросаны сотни брошенных арабских мехт (жилищ), и для нас они прекрасный материал, позволяющий изучить подрывное дело на практике. Мы вовсю развлекаемся, взрывая эти домишки один за другим.

А вообще-то, эти загубленные фермы представляют, конечно, печальное зрелище. Когда-то здесь были маленькие крестьянские хозяйства с козами, жили мирные люди, а теперь вся жизнь среди холмов замерла. Бесформенные груды камней — это следы, оставленные французами, которые прошлись по всему Алжиру в 1957 году, применяя тактику «выжженной земли». Все отдаленные фермы, где могли укрыться феллахи, были уничтожены. Фермеров переселили в коллективные хозяйства, которые напоминали, скорее, концентрационные лагеря. Это называлось политикой централизации, проводившейся, чтобы защитить крестьян от партизан. Послужили ли эти меры на пользу Франции — большой вопрос. С одной стороны, конечно, феллахам стало труднее найти укрытие и пропитание, но с другой — оттолкнуло многих арабов, которые до этого были настроены по отношению к французам лояльно. Победа или поражение в войне с партизанами зависит от отношений с местным населением: как только лишаешься его поддержки, можешь считать, что война проиграна, — это лишь дело времени. Но вот какой срок это время займет — совсем другое дело.

В городах французы тоже не слишком-то мягко обходились с местным населением. После Битвы за Алжир в 1957 году они потеряли немало сторонников.[22] Ходит много рассказов о том, с какой жестокостью французы допрашивали захваченных в плен арабов. Понятно, пытками можно заставить человека предать своих товарищей и благодаря этому выловить многих партизанских вожаков, но постоянный страх, в котором жило население при терроре, порождал у него ненависть к французам. И эта ненависть сплачивала всех арабов, прежде разобщенных и враждовавших друг с другом; они почувствовали, что им надо объединиться, чтобы выжить, и, объединившись, они начали осознавать свою силу. У арабов зародилась идея национального единства, ранее им чуждая; на французов стали смотреть как на иноземных захватчиков. Французы своей недальновидной политикой сами навязали арабам национализм, и вопреки открытому заявлению де Голля о намерении сохранить за Алжиром статус французской метрополии это ему вряд ли удастся. Война истощает казну Франции. Дело, за которое сражаемся мы, наемные солдаты, обречено из-за неумелого руководства — но не здесь, на поле боя, а в кулуарах французской политики. Людские потери возрастают с каждым днем, конец предопределен, и наш путь к нему отмечен белыми могильными крестами. Поражение неизбежно; происходит то же самое, что во многих британских колониях, — их потеря лишь вопрос времени. Бог знает сколько еще появится белых крестов, прежде чем на карте появится новое государство.

4 сентября 1960 г.