Легионер. Пять лет во Французском Иностранном легионе

Валялись все утро на берегу, вертели пятками в песке. Солнце жарило наши тела, мы глядели друг на друга, наши руки и губы то и дело встречались, и лучше, кажется, ничего не могло быть. В одиннадцать часов ей надо было в город по делу, а я остался. Не прошло и десяти минут, как откуда ни возьмись появляется Шанталь. Этот город с каждым днем становится все теснее. Есть два человека, с которыми мне никак не хотелось бы встретиться в тот момент, когда я вместе с Николь, — ее мать и Шанталь. Боюсь, когда-нибудь это все-таки случится и воздушный шарик лопнет с оглушительным треском.

13 июня 1961 г.

Никогда не забуду пляж в Сторе, где мы загорали с обворожительной Николь.

Вечером, когда она ушла, я случайно встретился с Шанталь — она увидела меня на улице и окликнула. И при этом я ничего не почувствовал. Наверное, человек все-таки не может любить двоих одновременно.

Со мной был Мараскал, и на него произвел большое впечатление тот факт, что мы с Шанталь дружим. Она, похоже, любимица всего легиона и половины французской армии, если судить по количеству военных, которые набиваются в ее маленькую чайную — и не из-за пристрастия к чаю.

14 июня 1961 г.

Катались сегодня по побережью на автомобиле с Кристианом, его подружкой Элен и Николь, а вечером нарвались на неприятность. Мы с Николь шли к ее дому по запруженной народом улице, взявшись за руки и болтая. Вдруг как из-под земли перед нами выросла ее мамаша. Николь застыла на месте, едва дыша, а я получил незабываемую отповедь, произнесенную таким звенящим от возмущения голосом, что вся улица встала как вкопанная, включая автомобили. Если бы я был в чем мать родила и насиловал в этот момент Николь, и то вряд ли ее возмущение могло бы быть больше. «Monsieur, — завопила она, — je vous en prie, vous à un côté de la route et ma fille à ľautre».[56] Я приподнял кепи и начал было сбивчиво и взволнованно объясняться, но она уже тащила испуганную Николь прочь от меня.

О господи, что же мне делать? С этой мамашей договориться невозможно. Какова же должна быть репутация легионеров, чтобы вызывать у людей такую реакцию? Но мамаша все-таки жуткая стерва.

Я обедал сегодня у Сервов и утопил печали в шампанском.

16 июня 1961 г.

Пляж превратился в пустыню. Она не пришла. Я ждал весь день, понимая, что не дождусь ее, а вечером пошел в бар и методично напился до бесчувствия.

17 июня 1961 г.

Я пошел на пляж с Кристианом и его друзьями — он сказал, что убедит мать Николь отпустить ее с ними, но это ему не удалось. Вместо того он принес письмо от Николь, в котором она написала, что будет вечером на набережной, — и она действительно была, но вместе со своей треклятой матушкой. Та напоминает мне старую, изуродованную жизнью индианку, но, может быть, это только мое субъективное впечатление. Она торчала между нами, как стальной непробиваемый щит. А завтра мне надо возвращаться в лагерь Пео: отпуск заканчивается. Все это было лишь несбыточной мечтой, как я и думал с самого начала. Нечего было обольщаться. В мрачном настроении я совершил обход баров, пытаясь утопить разочарование в вине.

18 июня 1961 г.

Сегодня воскресенье. В четыре часа меня разбудили, я залез в кузов грузовика, который доставил меня в наш лагерь. Меня сразу же отправили на сутки в караул, так что в 6.30 я должен был предстать перед старшиной Берггруэном на осмотре наряда и иметь безупречный вид. Мое кепи должно быть белее белого, складки на рубашке и брюках прямее прямого.

Я нес караульную службу на вершине холма с видом на море. Весь день я видел плещущуюся в синих волнах Николь и испытывал отвращение к легиону.

Начальником караула был сержант Шаффер, который так ревностно следил за порядком, что не разрешал нам присесть ни разу за весь день, чтобы складки на брюках не помялись. Стоило войти в ворота части кому-либо из старших офицеров, как мы должны были выбегать ему навстречу и брать на караул. Шафферу хотелось, чтобы на нас не было ни пылинки, — как будто офицерам было не все равно, — а между тем завтра, как мне сказали, он увольняется из легиона. Он прослужил в нем пятнадцать лет, причем в другом полку, а у нас оказался лишь временно перед увольнением. Так, спрашивается, какого же черта он выпендривается? Вот уж точно зомби!

В результате я очень устал за этот день, а вечером меня ждал приятный сюрприз: из Сиди-бель-Аббеса вернулся Робин Уайт. Он притащил целый бидон вина, который мы распили в честь его возвращения.