Легионер. Пять лет во Французском Иностранном легионе

Обычная процедура в деревнях, поддерживающих феллахов, заключается в том, что первым делом мы сворачиваем шеи всем курам и распихиваем их по нашим мюзет. Затем мы разгоняем скот и сжигаем все мехты дотла. Команда сжигать дома неизменно поступала от капитана из Второго отдела, который сопровождал нас. Ему якобы заранее было известно, что в этих селениях живут или находят пристанище феллахи. В одной из деревушек, куда мы прибыли ранним утром, навстречу нам выскочила маленькая собачонка породы чау-чау, устремившаяся с лаем прямо к Хиршфельду. Хиршфельд поднял свою саперную лопатку высоко над головой и со всей силы ударил собачонку сзади по шее, практически отрубив ей голову. Такое вот жуткое, чтобы не сказать зловещее, начало дня.

Около полудня мы набрели на другую деревушку. На этот раз мужчины не успели убежать. В ответ на вопросы офицера Второго отдела они цедили сквозь зубы, что не имеют ничего общего с феллахами, или вообще отмалчивались. Их поведение изменилось после того, как их загнали в одну из хижин и подожгли ее. Они завопили как резаные, а когда их выпустили, стали давать показания, перебивая друг друга.

В конце концов они предоставили слово одному из жителей, который сказал, что отведет нас к тайнику, где спрятано большое количество оружия. Мы прошли вслед за ним по холмам, долинам и ущельям миль пятнадцать, после чего он заявил, что не может найти тайник. Пока араб объяснял это капитану, мы расселись на склоне небольшого оврага с высохшим руслом ручья на дне. Араб стоял прямо подо мной и тараторил что-то, удрученно размахивая руками.

Неожиданно офицер выхватил автомат у ближайшего легионера, а когда араб начал протестующе кричать, офицер пнул его ногой в бок, и тот, потеряв равновесие, покатился вниз по склону. Капитан вскинул автомат к плечу и разрядил в него очередь. Докатившись до высохшего русла, он был не живее окружающих камней. Там мы его и оставили. После этого мы очень долго добирались до наших машин, преодолев по пути горный хребет высотой 5000 футов. Никто из нас не вспоминал об этом арабе — было слишком жарко, мы устали.

У нас не осталось никаких чувств, наши души пусты, наша способность испытывать какие-либо эмоции умерла, как тот араб в овраге. Как я дошел до этого?

Неделю спустя

Каждый день одно и то же. Встаем с рассветом и несколько часов шагаем к тому месту, где намечено проводить фуйяж. Делаем остановку, чтобы выпить кофе и перекусить консервами, и идем дальше. Хотя мы неутомимые машины и можем прошагать очень много миль, в жару наша работоспособность снижается. К тому же даже самым совершенным машинам надо время от времени давать отдых. Тео и тот свалился однажды — вот уж не думал, что придется увидеть такое.

Часто нам не хватает воды, и ничего нет хуже, чем ложиться спать с пересохшим горлом, зная, что утром невозможно будет выпить кофе. Но мы выносливы, как буйволы; наши мускулистые тела не содержат ни грамма жира и сочетают лучшие качества мула и верблюда. Мы можем ходить часами, когда стоит удушающая дневная жара или парализующий ночной холод, а с неба к тому же непрерывно льет дождь. Наши спины больше не болят от тяжести наших вещмешков, наши ноги не чувствуют гноящихся ран. Иногда мы по нескольку дней кряду даже не видим своих ступней, поскольку снимать на ночь ботинки не рекомендуется.

В один из жарких дней у нас состоялась перестрелка с арабами. Им с их дробовиками трудно было тягаться с нашими пулеметами, и мы победили. Но мы просмотрели одного из них, и он всадил две пули в живот Холларду из 4-го взвода. Холлард лежал на спине, и жизнь то загасала, то пробуждалась в нем, как электрическая лампочка, которая вот-вот перегорит. Удивительно, что он не скончался на месте. Медики обсыпали его антисептическим порошком, но половина его желудка вылезла наружу, и они ничего не могли с этим поделать, оставалось только ждать вертолета. Но до госпиталя его не довезли. Типу, который свалил его, удалось скрыться.

А однажды мы убили мула. Это был очень прискорбный случай. Мы бродили весь день под непрекращающимся дождем, и уже начинало темнеть, когда мы спустились в долину и увидели мула. Он стоял там и выглядел как самое одинокое существо на свете. Бенуа немедленно решил прикончить его из пистолета, к нему присоединился и Хиршфельд со своим автоматом. Я находился в семидесяти ярдах от них и кричал им, что надо выстрелить ему за ухо, но они меня не слышали. Тупые, невежественные ублюдки — они палили и палили по несчастному животному и радостно гоготали при каждом выстреле. Мул, ничего не понимая, метался в агонии, упрямо цепляясь за жизнь, но наконец упал и испустил дух. Шакалам будет чем поживиться этой ночью. Мы продолжили свой путь, но этот инцидент остался у меня в памяти как пример подлого и грязного поступка.

19 сентября 1961 г.

Мы остановились на ночлег на возвышенности с величественным видом на равнину Бискры. Километров сто шириной, безупречно плоская, она тянется в бесконечность, исчезая за горизонтом, и на всем этом пространстве нет ни одного деревца.