Мое звено обнаружили быстро. Радио пилотов альянса были настроены на военный диапазон, и я услышал обрывок фразы одного из начальников, прозвучавший в эфире насмешливо: «…so go forth and kick ass, guys!», и ответ пилота, которого напарник назвал Джонни: «Sir, yes, sir!.. I love this work!» [9]
И меня охватила злость, я глазами выискивал в небе и этого Джонни, и его напарника: «А ну, янки, ко мне! Ко мне, сучары, мать вашу!»
Самонадеянные американские летчики решили покрасоваться, потом сбить пару «МиГов», а мой «флагманский» истребитель взять в «коробочку» и посадить на свою базу.
«МиГ», которым управлял Салед Амин, сбили довольно быстро. «Ф-16» подошел к нему справа и сзади, находясь для Амина в «мертвой» зоне, и разнес ему хвост парой «сайндвиндеров» ближнего боя. Амин сумел на короткое время выровнять машину, а я сделал маневр с отворотом вправо для последующего захода на американский штурмовик, который сбросил обороты и торчал на месте, любуясь своей работой.
У меня на хвосте болтались два «Ф-16». Они не спешили атаковать меня, и я довольно далеко оторвался от них. Впрочем, на борту «фантомов», помимо ракет ближнего боя, на подвесках имелись ракеты средней дальности.
Я знал Амина достаточно: тот никогда не воспользуется катапультой. Когда барражирующий «фантом» оказался справа, я выполнил маневр, при котором истребитель оказался в моем прицеле, и атаковал его парой ракет, выводя из строя один из его двигателей. Другая пара «Ф-16» наконец-то спохватилась, и вдогонку моему «МиГу» понеслась четверка ракет.
У меня был свой тактический прием, который я не раз применял в бою. И в этот раз я, используя тепловые и инфракрасные ловушки, в глубоком пикировании ушел от удара, выравнивая машину у самой воды, и в свою очередь атаковал американские истребители, один из которых разнес машину Амина. Никак не проявивший себя до этого Хабиб на третьем «МиГе» помог мне, атаковав «Ф-16» сзади. Американцы опешили. Судя по сообщениям, к ним на подмогу летело еще одно звено истребителей. Напоследок я довольно удачно огрызнулся парой управляемых ракет, и мы с Хабибом взяли курс на базу.
Оставляя за собой дымные полосы, домой возвращались и американцы. «Ф-16», который сбил Амина, так и не добрался до аэродрома; не знаю, сумел ли летчик катапультироваться.
Это был мой первый бой после плена, и меня встречали как героя.
Я протестовал, но наутро меня вместе с Хабибом посадили в открытую машину и снова провезли по улицам города. Нас окружили толпы мужчин и женщин, дети кричали мне: «Молодец, Самир! Слава тебе, Самир!» И по моим щекам катились слезы.
После внезапного откровения Сунцова Резаный стал смотреть на товарища по-иному. Только смотреть, сутки – что для словоохотливого легионера было целой вечностью – вообще не обмолвился с ним ни словом. Наконец, по обыкновению, Лешу прорвало. Ему не давала покоя пара вопросов, и он начал задавать их в лоб, присев на кровать Сунцова.
– Скажи-ка, Коля, а на кой хрен тебя зачислили в наш отряд? Ты кто – летчик. Пусть даже ты необыкновенный ас. Надеешься обеспечить нам поддержку с воздуха?
Резанов и сам знал ответ на свой вопрос: район проведения операции хорошо знаком Николаю. Там, на севере Пакистана, находится один из тренировочных лагерей по подготовке пилотов. Никакая подробная карта не даст полного представления об особенностях местности, объектах, коммуникациях и прочее, включая охрану, которая качественно за последние три-четыре года не претерпела существенных изменений. Он спросил лишь для того, чтобы, отталкиваясь не от вопроса и даже не от ответа на него, поскольку Николай промолчит, задать следующий, главный вопрос. Что и сделал, заглядывая в выразительные зеленоватые глаза товарища:
– Выходит, ты снова выступаешь против своих… – Алексей многозначительно покивал. – А потом, рассказывая про свои очередные подвиги, опять пустишь слезу. Только у себя на родине ты не услышишь: «Молодец, Коля! Слава тебе, Коля!» В лучшем случае, послушав, как ты геройски дрался на суше, тебе скажут: «Ну и дурак». Мой тебе совет, Николай: оставайся Самиром, или как там тебя «подрезали»? Абделем? Возвращайся, пока не поздно, в свой каменный век.
– Ты прав, – спокойно заметил Сунцов. – Но я устал. Устал от всего – от своих имен, от вечной войны. Мне всего сорок, но осталось недолго. Нельзя пережить ни одну войну, она умирает вместе с тобой. Наверное, это справедливо. Вот ты воевал в Афганистане, на Северном Кавказе. Ты резал и душил. Тебе не кажется, что ты продлеваешь свою жизнь? Копишь в душе войны и конфликты. В тебе человеческого осталось только имя. Кроме как воевать и убивать, ты больше ни на что не способен. Тебе, как тому американскому летчику, нравится эта работа. Только ты не кричишь об этом, а молча убиваешь. И последнее: я не воевал против своих.
Резаный скривился, чуть обнажая крепкие зубы.
– Все это лапша – свои, мои. Рано или поздно они доберутся до тебя. Не боишься соплеменников из Пакистана или Саудовской Аравии?