Легионеры

Он вдруг почувствовал, даже вернее сказать мимолетно ощутил на себе чей-то очень внимательный и колючий взгляд. Передовая следующие бутылки, кстати с тем же дефектом, он наткнулся на глаза наблюдавшего за его руками Солдафона. Тот по переменно смотрел то на них, то на лицо Алексея, как бы пытаясь понять, что все это значит? Посреди атмосферы всеобщего веселья и радости, это было и странно и неприятно.

Обменявшись этими неприятными для него взглядами, Алексей глазами поискал Степана Андреевича. Тот, счастливый и раскрасневшийся, сидел за столом в окружении улыбающихся и довольных строителей, что-то оживленно рассказывал им, смеялся вместе со всеми чьими-то шуткам, сам рассказывал и подначивал рядом сидящих, с удовольствием пил шнапс. Короче говоря, вел себя за столом так, как ведет себя основное мужское большинство — весело и непринужденно.

Купленная водка лежала в пакете. Увидев, что Механик готов опрокинуть очередную порцию спиртного, Алексей довольно бесцеремонно вмешался, вклинившись между сидящими, раздвинув их сплоченные ряды.

— Что же меня не дождались?

Спросил он, откупоривая принесенную бутылку и как бы локтем задевая пластмассовый стаканчик, в котором был налит, подозрительный на взгляд Алексея шнапс. Тот упал, расплескивая содержимое.

— Да чего тебя ждать, растяпу, — загалдели, загоготали сидевшие за столом славяне. — Не успел прийти как все поразливал… Руки-крюки, морда — комом.

Алексей поднял с импровизированного стола, в виде снятых дверей, упавший стаканчик Механика и наливая ему принесенной водки, между делом поинтересовался, сколько тот из него уже выпил. Тот показал ему два пальца и чокаясь с кем-то через стол, выпил налитую водку.

Эти вопросы и казалось бы навязчивое проявление беспокойство за своего старшего товарища, были связаны с тем, что он пытался отгородить его от отравления. Неизвестно, какую дрянь намешали в близлежащем подвале и разлили в бутылки, под видом шнапса.

Кому, кому, а ему хорошо были известны случаи, когда даже закаленные выпивохи, от разбавленного метилового спирта, под видом водки, не только теряли зрение, но и сознание. После чего, всех участников застолья, скопом, приходилось перевозить в городской морг, с целью выяснения причин отравления, повлекших за собой смерть.

По правде сказать, Алексей и сам бы с удовольствием опрокинул пару стопок нормального продукта. Но, во-первых дал себе слово, чтобы не случилось, сберечь и свои и переданные ему Степаном Андреевичем, именно для этого деньги. Во-вторых, с целью сохранения денег, курточку он не снимал. А стоит выпить, сразу становиться душно. Душа потребует простора для хора, танца и песни. Контроль теряется вместе с головой, в итоге — ни куртки, ни денег. И в-третьих, очень ему не хотелось, в последний день пребывания на «каторжных работах» отравиться химическим суррогатом.

Поэтому, имея все это в сумме, приходилось имитировать бурное потребление «ведьминого настоя, на поебень корне» наливая и себе, и Механику обычной простой воды. Но, так как организаторы веселья ее на столы не выставляли, за ней необходимо было бегать в умывальню. До того, как он успевал вернуться, чья-то заботливая рука, не со зла конечно, а для поддержания веселья и бодрости, подливала, как и всем, развеселившемуся г-ну Рюрикову, подозрительного пойла. Тот же, испытываю эйфорию и освобождение от рабского гнета, пил этот раствор и продолжал веселиться как мог.

* * *

К радости сидящих рядом братьев-славян, Алексею имитировать закусывание, после посещения гаштета и съеденных там, свиных ножек с гарниром, уже не получалось.

«Это хорошо, что ты ешь мало, — говорили малороссы, торопливо набивая себе животы и пищеводы местным сальтисоном и дешевыми кровяными колбасами. — Это в хозяйстве очень выгодно. Потому, как мне больше останется.»

Очень они гордились тем, что овладели этой простой и житейской мудростью.

Глядя на их жруще-жующие, лоснящиеся от жира лица, дядька Дарвин, был бы просто обязан пересмотреть свою «теорию эволюции» и признать, что не все особи, называющие себя людьми, произошли от обезьян. Многие произошли от свиней, т. к. ни одна обезьяна и уж тем более «homo sapiens», столько за один присест не сожрет и не выпьет — она отвернется и поморщиться.

Однако, несмотря на осуждающие нотки внутреннего голоса, которым интеллектуалы и интеллигенты пытаются уличить господ отдыхающих в неумеренности, это пиршество было рассчитано не для них. Так как простому народу, с ними двигаться некуда. Хватит с него той заварухи, которую они, под руководством нацменов закрутили еще в 1917 году. До сих пор расхлебаться не можем. Поэтому веселье продолжалось.

Уж, извините… Празднуем, как умеем.

* * *

Из-за спин и раскрасневшихся лиц выглядывала возбужденная физиономия Солдафона. Он, с перекинутым через левую руку полотенцем, расхаживал в роли трактирного полового и занимался довольно странным для себя делом — откупоривал и подавал на стол бутылки со шнапсом и пивом, да еще покрикивал и подзадоривал веселое сообщество.

— Давай ребята пей, ешь. Всех угощаю…