— Слушай, я с этой болтовней самое главное забыл!
— Какое главное? — недоверчиво переспросила Марго.
— Как насчет заскочить ко мне в гости?
— В гости? Я не понимаю…
— Чего непонятного. Просто приезжай — и все! Дорогу знаешь?
— Куда? К тебе? Там же темные! Они разве пускают чужих?
— Еще как пускают! Наоборот, зовут всех кого ни попадя! Тут же новый город, новая жизнь и темные порядки, понимаешь?
— Нет, — пожала плечами Марго.
— Ладно, объясняю. Они решили тут сделать что-то типа образцового города всеобщего счастья. Чтобы все увидели — с темными хорошо, а без них — грустно. Свободных домов тут — тьма. Усоды сюда прут толпами…
— И как, всеобщего счастья хватает?
— Ну, не знаю насчет счастья, а еды хватает. И вообще, спокойно тут. Жить можно.
— Я вот слушаю тебя, — проговорила Марго, — и как будто страшный сон смотрю…
— И что во мне страшного? — удивился студент.
— В тебе — ничего. А все, что вокруг, — страшно. И мы торчим посреди всего этого…
— Не пойму, у тебя сегодня настроение плохое?
— А у тебя — хорошее?
— Не знаю… обыкновенное. Вообще рад, что тебя вижу. А ты — нет?
— Да рада я, рада… как-то не так этот разговор представляла.
— А как? Объясни!
— Ну, думала, соберемся вместе… Подумаем, как остальных собрать… Потом что-нибудь решим. А вместо этого слушаю, как ты меня в город счастья жить зовешь…
— Ну, извини, не знал, что у тебя этого счастья и так хватает.
— Да нет у меня никакого счастья! — воскликнула Марго. — И не будет, пока я тут, ясно?
— Ясно, ясно… — Эдик даже вжал голову в плечи. — Я же тебе и предлагал — давай соберемся, давай обсудим — разве я против?
Марго некоторое время молчала, сжав губы.
— Слушай, зайчик, а ты как меня нашел?
— Искал и нашел, — пожал плечами Эдик. — Долго рассказывать.
— Может, ты и остальных так найдешь?
— И остальных искал. Но вышел только на тебя. Похоже, только ты из нас всех на легальном положении. Остальные так и бродяжничают. Если живы, конечно…
— Ты не останавливайся, ищи дальше, ладно? А по поводу встретиться — я подумаю. Встретимся, конечно, только не знаю когда. У меня здесь тоже проблем хватает, понимаешь ведь?
Эдик с готовностью кивнул.
— Так вот, — продолжала Марго. — Ты все-таки подумай, как нам быть. Ты же умный, правда? И я подумаю. Тебе можно будет еще раз вот так… э-э… позвонить?
— Конечно, когда хочешь! Я все время на месте, меня темные далеко от дома не отпускают.
— Вот и хорошо. Будь на месте. Чует мое сердце, мы встретимся гораздо раньше, чем я думаю.
Выходя из каморки, Марго сунула Тэнчу еще пару монет и строго сказала:
— Никому ни слова! Ни-ко-му!!!
Еще днем Петрович заметил, как приехавший с патрулем начальник заставы толкует о чем-то с Туфом, причем оба как-то многозначительно поглядывали на него, Петровича.
Впрочем, никакого разговора пока не состоялось. У главного сторожевика накопилось слишком много текущих дел на заставе, и все свое время он посвящал только им.
Лишь вечером, когда строения и заборы окутали серые сумерки, командир зашел к Петровичу под навес. Запросто присел на перевернутый бочонок и вытянул уставшие ноги. Туф тоже пришел с ним, он встал рядом, прислонившись к столбу.
Петрович привстал с кровати, слегка смущенный визитом. Начальник заставы был немолод — пожалуй, старше самого Петровича. У него были большие покатые плечи, тяжеловатые движения и медленное шумное дыхание, словно у притомившегося атлета.
При этом в нем чувствовалась какая-то мощь — и внутренняя, и физическая. Не та телесная сила, которая бывает у здорового, тренированного человека, а именно мощь. Как у быка. Или трактора.
— Странные вещи я слышу, муммо, — без вступлений проговорил начальник, глядя на небо за кромкой забора. — Говорят, что ты тут моей заставой командовал почище любого гвардейского капитана…
— Да нет, особо не командовал… — Петрович неуютно повел плечами. — Так, просто показал мужикам, где что творится. Слышь, они ж у ворот столпились и даже не видели, что…
— Да нет, не «просто», — чуть усмехнулся начальник. — Есть вещи, которые просто так не сделаешь. Верно, Туф?
Сторожевик с готовностью закивал.
— Все так, редре! Не всякий опытный солдат в такой суматохе сообразит, что к чему.
Петрович заерзал на своей кровати. Интонация разговора все меньше ему нравилась. Его словно подозревали в чем-то.
— А что ж было делать? — проговорил он наконец. — Сидеть и ждать, пока они вашу деревню спалят? Чем мог, тем помог, слышь? Извините, если что не так сделал…
— Нет-нет, все так, молодец. Мне только вот что неясно. Непростой ты муммо, что-то в тебе есть непонятное. А мне не нравится, когда рядом непонятные люди. Может, ты что-то про себя утаил? Признайся — тебя полиция ищет или Академия?
— Все я рассказал. И никто меня не ищет, — сердито ответил Петрович. — А вашим балбесам что ни расскажи, только на смех поднимают. За дурака меня держат, за клоуна.
— Это правда, Туф? — обратился начальник к сторожевику. — Рассказывал он о себе?
— Да чего-то нес, какие-то небылицы, — отмахнулся было Туф, но было видно, что эта беззаботность дается ему уже с трудом.