Легкие шаги безумия

Со старшим менеджером компьютерной фирмы можно оговаривать очень долго. Компьютеры — дело тонкое и многогранное. В разговор о них можно аккуратно вклинить любую постороннюю тему. Ольга обязана уделять внимание каждому посетителю, который может стать покупателем. Это ее работа.

Ольгу вполне могли прощупать на службе, а она и не заметила. Она ведь рассказывала, ей приходится столько общаться и разговаривать в своем офисе, что к вечеру слова сливаются в бессмысленный гул.

Впрочем, сейчас важно другое. Важно понять, почему все это происходит. Кому это понадобилось и зачем.

Пока можно сделать лишь один осторожный и весьма неопределенный вывод: это как-то связано с их давней поездкой по Сибири. Собственно, ради этих воспоминаний и пришел к ней Митя месяц назад. Он что-то пытался выяснить у нее, но она тогда не придала этому значения, думала, у него разыгралась легкая ностальгия по юности. У Лены была неплохая память, но события четырнадцатилетней давности осели где-то совсем глубоко. За многие годы наслоилось сверху столько всего важного, значительного. Четырнадцать лет — это почти целая жизнь.

Возможно, помогут фотографии. От поездки вряд ли что-то осталось, у них не было с собой фотоаппарата, а вот университетских снимков 82-го года должно быть много. Вдруг всплывет в памяти какая-нибудь неожиданная, важная подробность?

Альбом с фотографиями был только один. Его купил Сережа, специально для Лизиных снимков. Лена никогда не заводила альбомов. Старые фотографии хранились в ужасном, неразобранном виде, под ворохом всякого барахла, на самом дне старинного, прабабушкиного сундука, который стоял в прихожей.

Разбирая сундук, Лена в который раз ругала себя за свое несусветное домашнее разгильдяйство. Так и не научилась она к тридцати шести годам содержать в порядке вещи, отдельно нужное от ненужного, раскладывать все по полочкам.

У каждой женщины есть масса вещей, слишком старых и надоевших, чтобы их носить, но недостаточно изношенных и ветхих, чтобы выкинуть. Разумные и хозяйственные женщины приводят эти старые вещи в порядок, штопают, пришивав красивые заплатки, носят дома или на даче. Лене было проще скидывать все в сундук или на антресоли. В итоге дом зарастал барахлом. Иногда Лена собирала все в большие мешки выносила во двор и клала рядом с мусорным баком. Тут же приходили бомжи, и мешки исчезали.

Сейчас, добираясь до дна старого сундука, Лена подумала что пора опять сложить все в мешок и вынести во двор. Все но только не этот свитер, большой, светло-серый. Ему очень много лет, его сначала носил папа, но Лена беспардонно отняла. Она любила ходить в больших папиных свитерах, в них было как-то особенно тепло и уютно. Да, именно этот светло-серый свитер она взяла с собой в Сибирь летом 82-го.

Тогда еще он был совсем новый, нарядный. Папа, глядя, как она собирает рюкзак, сказал:

— Возьми что-нибудь теплое, все-таки в Сибирь отправляешься.

Лена вытянула из шкафа светло-серый свитер.

— Только не этот, — стал протестовать папа, — он у меня парадный, совсем новый. Любой другой, только не этот!

— Тогда вообще ничего теплого не возьму! Буду мерзнуть в Сибири! — заявила Лена и тут же, уткнувшись лбом в папино плечо, стала утешать:

— Пап, ты не волнуйся, я привезу его целым и невредимым, я буду очень аккуратно носить. Ты ведь не хочешь, чтобы я замерзла…

Папа умер пять лет назад, но до сих пор достаточно было какой-нибудь мелочи, случайной вещи или фразы, чтобы воспоминания о нем нахлынули и затопили все остальное — сегодняшнее. Особенно больно было, что папа так и не увидел Лизу. Ему очень хотелось внука или внучку, а у Лены была для этого слишком сложная личная жизнь, слишком интересная работа. Казалось, так много лет впереди…

Папа никогда ничем не болел. Когда в онкологической центре на Каширке поставили страшный диагноз: рак желудка и сообщили Лене, что сделать уже ничего нельзя, что жить Николаю Владимировичу Полянскому осталось не больше двух месяцев, она не поверила. Она до самого конца не верила, все надеялась, что врачи ошиблись, что произойдет чудо…

У Лены никого на свете не было, кроме папы. Он вырастил ее один. Мама, альпинистка, мастер спорта, сорвалась со скалы на Эльбрусе, когда Лене едва исполнилось два года.

«Я была такой, как сейчас моя Лизонька, — вдруг подумала Лена, — я не лазаю по горам, как мама. Но что-то такое происходит сейчас в моей жизни, что-то серьезное и опасное…»

Лена очнулась от нахлынувших воспоминаний и обнаружила, что сидит на полу в прихожей, среди вороха ненужного барахла, уткнувшись лицом в старый папин свитер.

Именно в этом свитере четырнадцать лет назад она сидела в проеме вагонной двери, на ступеньке. Поезд шел из Тюмени в Тобольск. Была светлая, туманная ночь. Ощущение одиночества и бегущей мимо бесконечной тайги накрепко врезалось в память. А потом был какой-то странный, неприятный разговор с тобольским комсомольцем. С Волковым… с тем самым Вениамином Волковым.