Легкие шаги безумия

В тамбуре было душно, накурено. Сквозь грязные, закопченные стекла вагонных дверей пробивался таинственный свет белой ночи.

Лена осторожно дернула ручку. Вагонная дверь поддалась Со скрежетом. Запахло туманом и свежей хвоей. Прохладный ночной ветер ударил в лицо, стал трепать волосы. Тайга проплывала мимо, совсем близко. Лена села на ступеньку в дверном проеме. Прямо под ногами были рельсы.

Ей вдруг показалось, что она одна в этой огромной, бескрайней тайге, которая качается вокруг, словно океан, живет своей сложной таинственной жизнью. Поскрипывают стволы, созревают орешки в кедровых шишках, рыщут бессонные волки и медведи, с тяжелым уханьем лопаются болотные пузыри.

«А каково на самом деле человеку одному в тайге? — думала она. — Я проеду мимо, в любой момент я могу вернуться в купе, для меня это одиночество — просто игра. Наверное, если оказаться там, среди этих скрипучих толстых стволов, то почувствуешь себя страшно одиноким, незащищенным».

Она закурила.

— Лена, вы не боитесь упасть? — послышался сзади, совсем близко, тихий голос.

Лена вздрогнула от неожиданности и действительно чуть не упала. Волков подал ей руку, она встала. Он тут же захлопнул наружную дверь.

— Так нельзя сидеть, — сказал он, закуривая, — это очень опасно.

— Веня, вы меня напугали. Я не слышала, как вы подошли.

— Простите. Я испугался за вас. Наверное, ваш муж не хотел отпускать вас в эту поездку.

— Я не замужем.

— Честно говоря, я рад этому, — он мягко улыбнулся, — мы с вами едва знакомы, а мне уже не спится. Возможно, вам это вовсе неинтересно, но я тоже не женат. Мне сложно общаться с женщинами, чувствую себя кретином.

— Глядя на вас, этого не скажешь, — пожала плечами Лена.

— Что, я произвожу впечатление человека без комплексов?

— Не знаю. У каждого есть какие-нибудь комплексы.

— А у вас?

— Наверное, тоже.

— Мне кажется, у вас, как и у меня, есть комплекс одиночества. Вы быстро устаете от людей, от общения, особенно пустого и бессмысленного. Вам хочется уйти и побыть одной. Но вы боитесь обидеть своих собеседников, это вас смущает, иногда даже терзает. Вот и сейчас вы хотите уйти. Незнакомый, чужой человек, какой-то тобольский комсомолец, полез к вам с откровениями. Вы боитесь меня обидеть, но и разговор вам неприятен. Вам так хотелось побыть одной, а тут явился я и пристаю со своей болтовней. Я прав?

— Ну почему же? В поезде незнакомые люди часто начинают откровенничать. Случайному человеку, которого никогда больше не встретишь, удобно исповедаться. Это ни к чему не обязывает. А о себе хочется каждому поговорить.

— Продолжения бывают? — тихо спросил Веня.

— То есть?

— Ну, возможно такое, что случайные собеседники в результате дорожных откровений становятся близкими людьми?

— В жизни всякое бывает.

— А для вас такое возможно?

Его лицо было совсем близко. В красивых голубых глазах она вдруг заметила тяжелую, лютую тоску, и ей стало не по себе. Он смотрел на нее так, словно от ее ответа зависело нечто жизненно важное для него. Никто прежде так на нее не смотрел.

— Не знаю, — тихо сказала она, чуть отстраняясь от этого Умоляющего взгляда.

Но он придвинулся еще ближе.

— Лена, простите меня, — зашептал он быстро и жарко, — я сам не понимаю, что со мной делается. Я не умею ухаживать, не умею нравиться женщинам. У других все просто и естественно, без всяких слов. А я несу какую-то ересь, боюсь отпугнуть вас. Помогите мне…

Лена почувствовала, что его горячие пальцы схватили ее руку.

— Веня, вы когда-нибудь ходили один в тайгу? — спросила она, мягко высвобождая руку.

— Ходил, на медведя, — ответил он после небольшой паузы.

Его глаза сразу погасли, стали совсем бледными и тусклыми.

— И что, убили?

— Конечно. Шкура лежит у меня дома на полу. Вот приедем в Тобольск, я приглашу вас в гости и покажу эту шкуру.

— Что-то не верится.

— Почему?

— Вы не похожи на человека, который может один пойти на медведя. И тем более убить, содрать шкуру, постелить на пол.

— Леночка, откуда вы знаете, как выглядит человек, который может убить? — спросил он тихо.

— Убить медведя? — уточнила Лена.

— Вообще убить, лишить жизни живое существо.

— Нет, это совершенно разные вещи. Честно говоря, я вас не совсем поняла, Веня.

— Знаете, у хантов считается, что медведь равен человеку. На него не ходят с ружьем, только с рогатиной, чтобы силы были равными. А выстрелить в медведя — это убийство.

— Наверное, в этом есть своя логика, — задумчиво произнесла Лена, — но все-таки слово «убийство» относится прежде всего к человеку. И в юридическом, и в нравственном смысле.

— Хорошо, оставим медведя в покое. Как вы думаете, есть разница между убийцей и обычным человеком? Я имею в виду — чисто внешне можно узнать убийцу в толпе обычных людей?

— Думаю, нельзя. Вот вчера мы выступали в ИТУ, перед уголовниками. Среди них наверняка были и убийцы. По лицу угадать невозможно. Хотя существовало несколько теорий на этот счет. Наверное, вы слышали, был такой итальянский психиатр Чезаре Ломброзо. Он утверждал, будто у врожденных убийц особое строение черепа, низкий лоб, сплющенный нос, необычная форма ушей.