Легкий как перышко

Мама Миши была риелтором в Уиллоу, она занималась продажей почти всех домов в городе. Мистер Портной владел несколькими дилерскими конторами по продаже роскошных машин в Уиллоу, Шебойгане и Грин-Бее. Мама Кэндис управляла маленьким маникюрным салоном в торговом центре Ортонвилла, а ее папа был совладельцем строительной компании в Грин-Бей. Мой отец отказался от предложений рядом с Уиллоу и направился во Флориду, где получил лучшую работу в университете штата. В Уиллоу просто не было достаточного количества рабочих мест, ради которых чьи-то родители могли бросить все и переехать с семьей.

Наше удивление перед обстоятельствами, которые могли привести Вайолет в наш ничем не примечательный городок, вдохновило Мишу начать делать список вопросов. В итоге он стал моим заданием. В нем были перечислены вещи, которые я должна была узнать о Вайолет. Единственный ли она ребенок в семье? Посещала ли она и другие школы до Лейк-Форест? Я должна была наблюдать за ней, шпионить, между делом задавать вопросы и сообщать все новости Мише и Кэндис.

Разумеется, я думала о том, что Вайолет не обрадуется, если поймает меня с поличным. К счастью, Миша и Кэндис разделяли мои переживания из-за потенциальной опасности – мы решили в качестве прикрытия перестать вести себя в школе как друзья. Пусть все думают, что мы поссорились из-за отказа Кэндис дружить с Вайолет, а я буду сообщать всю информацию по электронной почте, а не в сообщениях – на тот случай, если Вайолет заглянет ко мне в телефон.

Тут мы услышали, как открылась автоматическая дверь гаража, Джулия сразу же выключила телевизор. На кухню, где мы сидели, вошла мама Кэндис. С ней в помещение ворвался порыв прохладного воздуха, пропитанного духами. Она поставила бежевые пакеты из продуктового на кухонный стол.

– Привет, девицы. Чем занимаемся?

– Просто делаем домашку, мама, – радостно соврала Кэндис.

– Ты уже принимала лекарства? – спросила ее мама, открывая холодильник, чтобы найти место для упаковки соевого молока.

Кэндис вздохнула так громко, что это походило на рев дракона. Встав из-за стола, направилась за оранжевыми баночками прописанных таблеток, стоявших в шкафчике над раковиной. Через пару минут ее взгляд затуманился, вернулась отсутствующая и пассивная версия Кэндис.

Возвращаясь домой из квартала богачей, я чувствовала себя еще более одиноко, чем когда-либо в десятом классе. Мой путь лежал мимо кладбища у церкви Святой Моники. Меня тянуло войти в ворота и пройти не только мимо могилы Дженни, но и утолить свое любопытство по поводу надгробия Оливии. Знак на главных воротах гласил, что кладбище ежедневно закрывается на закате. Не обдумывая заранее своих действий, я вошла в ворота. Когда я проходила мимо будки охранника, мужчина в форме глянул на наручные часы и сказал:

– Я закрываюсь минут через двадцать, милая.

Я попросила его подсказать, как найти могилу Оливии Ричмонд; ему пришлось посмотреть на компьютере. Он нарисовал на карте линию вдоль дороги, по которой мне нужно идти, чтобы найти ее участок. Он оказался в противоположной стороне от могилы Дженни, расположенной в северо-восточном углу кладбища.

Я торопливо шла по дорожке, ведущей к неподписанному участку, служившему последним пристанищем Оливии. Надгробный камень еще не поставили, но было легко понять, что тут похоронена Оливия, потому что земля была свежей и коричневой, а сверху лежали три букета из розовых цветов.

Встав на дорожке, я почесала затылок, не решаясь приблизиться к могиле. Было невозможно связать воспоминания о хихикающей, шепчущей Оливии, ее блестящих платиновых волосах и густых ресницах с этой горой земли в пятнадцати футах от меня. Как и в случае Дженни, смерть Оливии не казалась окончательной. Казалось, ее душа бродит где-то неподалеку.

В ту ночь я металась в постели, пока наконец не начала урывками погружаться в странный сон. Я увидела себя в зеркале прежней, такой, какой я была в десятом классе, – девочкой с круглым лицом. Отражение шептало какие-то слова, как будто пытаясь мне что-то сказать. Наконец мне удалось преодолеть отвращение к своему образу и наклониться к зеркалу, чтобы послушать.

– Я все еще часть тебя, – сообщило мне отражение. Оно потянулось ко мне, и я почувствовала его руку на шее и…

Я проснулась в холодном поту. Сердце бешено колотилось в груди. Я увидела, что был только час ночи. Вставать в школу было еще очень рано, но в то же время слишком поздно, чтобы выбраться из постели и сходить за стаканом воды, не потревожив маму. Кое-как успокоившись в темноте и тишине спальни, я задумалась о значении своего сна.

Папа искренне верил в психологическое значение снов. С самого нашего с Дженни детства он расспрашивал нас о снах и просил пересказывать ему их во всех подробностях. Мне пришло в голову, что, возможно, мой сон был не про набор веса и превращение в старую МакКенну. Может, он о Дженни. Если бы она не умерла в восемь, то скинула бы вес и стала красивой в то же время, что и я? Похудела бы она и стала популярной до меня?