Самой Лизхен уже не терпелось разоблачить свою подругу. Нельзя же так, хочет затмить ее, Лизхен, жену и сноху банкира! Гретхен должна знать свое место. В Лизхен все кипело и плавилось, в душе ее бушевало пламя, подобно извержению вулкана. Даже ее муж и тот подпал под обаяние подруги и сходил с ума от восхищения. Как-то вечером, ложась спать, он сказал Лизхен:
– Ты видела, какие серьги сегодня были у миссис Смит – это целое состояние! А какое на ней было платье? Последний писк моды от Кардена.
Лизхен так и подскочила.
– Ну, с меня хватит, – ее голос почти сорвался на крик, – все только и говорят вокруг: «Ах, какие украшения у миссис Смит, ах, какое платье у миссис Смит», а это все подделка.
– Как подделка? – супруг даже сел в кровати.
– А вот так, подделка. Они с мужем договорились, что ей будут подделывать все самое модное, чтобы она имела возможность попасть ко мне на приемы. А сама живет в квартирке, где не повернешься, и приезжает ко мне в наемном авто. А ты тут разохался: «Ах, миссис Смит! Какие серьги, какое платье!» Противно слушать. Кто ты и кто какой-то там Смит? Если хочешь знать, он сперва ко мне сватался. Да, да, не таращь свои глаза. Я с ним познакомилась в то же время, что и с тобой, если ты помнишь. Но у него копейки за душой не было. Зачем мне такой? Я хоть и сирота, но себе цену знаю, у него таких денег не было. Я и указала ему от ворот поворот.
– Так, значит, ты за меня из-за денег вышла?
– Ну, не только, – замялась Лизхен, понимая, что приоткрылась для мужа в чем-то не очень ее украшающем.
– Значит, я показался тебе богаче, – задумчиво протянул муж. – А ты видела ее драгоценности? Камень в ее перстне стоит больше, чем все мое состояние, ты хоть это знаешь?
– И ты, оказывается, в дураках ходить можешь. О чем ты говоришь? Знаешь, кто ее муж?
– Нет.
– То-то, он коммивояжер. Так что оставь свои восторги, все, что на ней – просто отличная подделка, делающая честь мастеру, а не ей, простушке.
– И машина не ее? – недоверчиво спросил супруг.
– И машина. Она мне сама говорила, что они почасовую аренду платят за нее и за нанятого шофера.
– Постой, постой, а как зовут ее мужа?
– Отто, а что?
– Да нет, ничего, но только прогадала ты, девочка, – насмешливо проговорил муж, – не за того вышла. Отто Смитт – один из богатейших людей страны. И фамилия у него – не с одним «т», как у тех бедняков, которых пруд пруди, а с двумя, а это совсем другое дело. Так что миссис Смитт, – он чуть выделил букву «т», – одна из самых состоятельных дам, мы и в подметки ей не годимся. Таких банков, как мой, у ее мужа сотня наберется, не говоря уже о шахтах, заводах, пароходах и авиакомпаниях. Ему же принадлежат разработки золотых и бриллиантовых россыпей. Вот тебе и простушка.
Лизхен так и упала в кресло.
– Как же так, – проговорила растерянно, – они же живут так бедно, в небольшой квартирке, тут какое-то недоразумение. Ты не мог перепутать? Помнишь того парня – коммивояжера, с которым я тебя однажды знакомила?
– Ну?
– Это и есть ее муж.
– Парня я помню смутно, самого магната Отто Смитта я никогда не встречал, для него я мелкая сошка, а вот перепутать тут невозможно. Я знаю, что такая машина только у него в нашем городе. Если же говорить о его бедности, то я слышал как-то в клубе разговор о том, что Отто Смитт решил жениться на девушке, которой будет нужен он, а не его деньги. И, видимо, такую девушку он нашел.
– Какая же я дура, – необдуманно залилась слезами Лизхен, – ведь это все могло быть моим.
Мы не станем открывать вам, что сказал ей на это супруг, какие действия последовали за этими словами и как сложилась в дальнейшем жизнь расчетливой особы, вы и сами догадаетесь и сможете нарисовать в своем воображении любую понравившуюся вам картину.
О розе и репейнике
В одном цветнике, полном диковинных растений, цвела необыкновенной красоты роза. Все вокруг сразу и единодушно избрали ее королевой, признав тем самым ее неоспоримое превосходство. Роза была окружена самым горячим поклонением и приводила всех в восторг, даже садовника и посетителей сада, несмотря на то, что, как уже говорилось, диковинных цветов в этом саду было великое множество. Сама роза так привыкла к тому, что вокруг все время раздаются восторженные «охи» и «ахи», что уже их совсем не замечала, как не замечала и постоянной суеты садовника, окружившего ее особой заботой и вниманием. В общем, роза была, как вы догадываетесь, капризна и избалованна и принимала как должное суету вокруг своей персоны.
Озабочена она была только одним – своей цветущей красотой – и занята была только собой. «Ах, ветер, охлади скорее мои лепесточки, смотри, как их припекает солнце», – капризно восклицала она или же, обращаясь к растущим рядом цветам, требовала: «Заслоните меня от лучей, разве вы не знаете, как они вредны для меня!» В пасмурные же дни роза возмущенно набрасывалась на тех же самых соседей: «Ах, да отодвиньтесь вы подальше и не затеняйте меня своими листьями, я не могу жить без солнца».