Легко на сердце

– Вот помню Шурика Комлева, – заводила пластинку мама. – Ах, какой же был мальчик! Хотя почему был? Есть! Своя фирма, коттедж трехэтажный, машина шикарная. «БМВ», кажется… Ну, с таким блюдечком впереди…

– Блюдечком! – презрительно фыркала Люба. – С тарелочкой, блин!

– Ага, – продолжала мама, не обращая внимания на дочь. – Серьезный такой, представительный. Да, не красавец! Но очень приятный мужчина! А как он любил тебя, Люба!

Люба махала рукой и убегала к себе. Поговорили! Злилась на маму. Приехала в гости – и вот!.. Посеяла в сердце тоску и смятение. А они там и так давно поселились. И ведь ни слова поддержки! Тоже мне, мать!..

Перед сном Люба долго разглядывала себя в зеркале: «Счастливой не выгляжу?»

Она поворачивала голову вправо и влево, вытягивала губы в трубочку, растягивала в улыбке, хмурила глаза, сдвигала брови, надувала щеки, трясла волосами и снова вглядывалась в свое лицо.

Счастливая? Несчастливая? Обычная, вот что! Обычная замужняя женщина! Со своими взбрыками и проблемами! С ежемесячными ПМС, с мечтами о новой шубе и сапогах. С осточертевшими кастрюлями и сковородками. Со своими радостями и разочарованиями! Вот так!

И у кого, интересно, нет этих проблем? А мама есть мама! Все мамы всегда недовольны зятьями!

Нет, она, конечно, по маме скучает! Но… Этот долбеж… Задолбал!

Теща зятя встречала неласково: «Здравствуй», и все.

А Вова был ей искренне рад: «Вера Григорьевна! Здрасьте! Ой, ей-богу, соскучился! А рыбки вы нам привезли?»

Мама молча вытаскивала пакет с вяленой рыбой и громко брякала на стол.

А Вова не замечал раздражения: радовался и лещу, и тараньке. Чуть в ладоши не хлопал, предвкушая рыбку с пивцом.

Возил, между прочим, любимую тещу на прогулки в Москву – на Тверскую, Арбат. Зазывал в ресторан. Теща долго отказывалась, мол, не привыкла, а потом, кокетничая, соглашалась. Голод не тетка!

И Вова радовался! Ресторан выбирал подороже. В ресторане маме не нравилось все! Мясо жесткое, салат с несвежим майонезом, суп – вообще вода, как им не стыдно?! А десерт… Да за двести рублей! Ну, вообще!..

«Столица!..» – презрительно хмыкала теща.

Люба злилась и корчила гримасы. А Вова расстраивался, искренне так: «Вера Григорьевна! Что, совсем все так плохо?»

И теща с огромным и очень заметным удовольствием, тщательно выговаривая слова, произносила: «Да уж… Кошмар!»

Люба фыркала и метала в мать молнии: «Ишь, королева! Ей, видите ли, кошмар! Обычный кабак, вполне приличная еда. Вот примоталась!.. Все ведь назло! Чтобы Вовка расстроился! А ведь всю жизнь в своей школьной столовке питалась! Вот уж где был кошмар! Брр!»

Но как только мама уезжала, Люба начинала скучать. И по Нижнему, и по даче, и по квартире своей…

Но об отъезде не думала, нет! Здесь ее нынешний дом и семья. Здесь ее муж. И значит, здесь ее место!

О детях, конечно, мечтала. Пыталась обсудить это с мужем. Вова легкомысленно отмахивался: «Успеем, Любаш! Какие наши годы! Надо встать на ноги! Все впереди», и так далее.

Правильно, конечно. Куда им сейчас дети? В квартире тесно, кредиты висят, как ярмо. К тому же уйдет Люба с работы – как жить? Вовина зарплата уходила на оплату долгов.

И все же… Ведь ей уже тридцать два. Нет, все понятно: по нынешним временам рожают и в сорок восемь! Но…

И все равно в мужа Вову она верила, да! И словам его верила – пусть и легкомысленным! И обещаниям – часто беспочвенным, кстати. Вова ведь как дите: верит в хорошее, доброе, светлое. «Прорвемся!» – любимое слово. А может, так: муж у нее оптимист, а она просто зануда?

Вот, например, новый проект, вместе с немцами. Перспективы – отличные! Вова уверен.

«Усё, зайка, будет! Усё! Дом хрустальный на горе – для тебя! И родники мои серебряные, и золотые мои россыпи!»

И Любино сердце таяло от таких слов, словно мороженое на краю плиты – медленно растекалось в сладкую лужицу.

Только где твои россыпи, Вова? И где твои родники?

Сколько рассыпалось твоих проектов? Как карточный домик. Сколько рухнуло «мечт» и надежд?..

Ладно, как будет. А надежда, что с этим Борманом, фрицем с маникюром, что-то получится, и вправду была! Уж больно этот герр Одо Преппёр был рад их знакомству! Все трындел: «Владимэр! Скоро мы здесь, в вашем бюро, будем считать очшень большие деньги! Не зря мое имя означает “богатый”!»

Люба сразу прозвала его Борманом: лицо холеное, весь как смазанный сливочным маслом. По тряпкам видно, человек с достатком. С хорошим достатком. Брюки, пальто. Часы. Рассказывал, что у него три дома: шале в Альпах – «как дача, ха-ха!». Домик в Испании – ма-аленький, в три комнатки! В Форментере! Но на берегу! А больше не надо! И большая квартира в Дюссельдорфе! В Оберкасселе, между прочим!

И Форментера, и Оберкассель были словами для Любы совершенно непонятными и незнакомыми. Погуглила: ну, все понятно! Герр наш – богач!

А Вова шутил: «И чего этот Преппёр приппёрся?»

Шутник. Но шутки шутками, а в Преппёра верил. Точнее, в совместный с ним бизнес. Что-то там со строительством деревянных домов. Из экологически чистого леса. Вот только где этот экологический лес? Остался ли он на земле?