Легко видеть

Михаила давно занимала тема беспамятства о прошлых жизнях. Получалось, что самым ценным своим богатством – опытом и знаниями, добытыми в прошлых жизнях – мы просто не можем воспользоваться в нынешней, хотя по всему выходило, что они записаны за каждым и не уничтожены – просто с помощью некоторой процедуры перед каждым новым появлением на свет память о прошлом опыте выключалась на одну жизнь. И однажды его осенило – он вдруг понял, как это может происходить. А помог догадаться не кто-нибудь, а великий писатель Чингиз Айтматов, описавший в романе «Буранный полустанок», как некое степное племя имело обычай превращать своих пленников в рабов – идиотов, которых называли манкуртами. Гнусная технология обезмысливания человека состояла в том, что с шеи свежеубитого верблюда трубкой снималась шкура и ее тут же натягивали на голову пленника. Ссыхаясь, она оказывала страшное давление на череп – такое, что девять из десяти подвергнутых этой страшной казни умирали, а один после мучений начисто терял сознание свободного самодеятельного человека и был способен только к бездумному выполнению приказов хозяина. Эта образная картина расчеловечивания человека неожиданным образом логически и ассоциативно сопоставилась в сознании Михаила с другим очень сходным испытанием, которому подвергаются почти все люди (за исключением родившихся после кесарева сечения, да и те не наверняка). Ведь во время родов ребенок обычно головой вперед проходит через материнские родовые пути, подвергая их при этом страшному давлению, одновременно растягивая, а то и разрывая их. О страданиях матери-роженицы всем хорошо известно, а вот о том, что ребенок испытывает точно такое же силовое воздействие, только не разрывающее, а сдавливающее, не думает почти никто – ведь новорожденные не жалуются, даже если вопят, выйдя на свет. Слабый, еще не окостеневший череп подвергается, по сути дела, точно тому же ужасному испытанию, что и голова человека, из которого делают манкурта. Может, и впрямь родовой процесс включает в себя операцию купирования прошлых знаний той уже многознающей неумирающей человеческой души, воплощающейся в очередное бренное тело? Серьезных доводов против такой гипотезы Михаил не видел. А что до «кесарят», то ведь и внутри матки тельце ребенка плотно и с немалой силой обжато, да и притом в течение долгих месяцев. Вот и «кесарята» не помнят прошлого, только в сравнении с нормально родившимися детьми они, как слышал Михаил, тоже что-то теряют в своем психическом здоровье, правда, толком неведомо, что.

Вот для чего, оказывается, мог быть еще предназначен вожделенный для мужчин, да и для некоторой части женщин, женский орган. Он тебе и манящий орган любви, йони, пещера, грот наслаждений, и часть детородного устройства, и выключатель памяти о прошлых жизнях, и то, что лежит в основе всех отличий между двумя полами, между Инь и Ян. Для ханжей и сексуальных моралистов – главный инструмент соблазна и греха, прямо-таки реторта дьявола. Куда только ни кидало людей в оценке значимости этого органа! Спору нет, для греха он тоже использовался, да ведь не сам же он порождал грех, оставаясь только местом его совершения. Грешил все рано человек – либо тот, кто хотел туда попасть против воли или интереса его обладательницы, либо сама обладательница, желающая заполучить в себя того, кто сам этого не жаждал или просто удерживался. Те же, кто вместе дружно делали то, что угодно партнеру, не грешили – по крайней мере друг против друга, хотя вполне могли быть виновны во грехе перед кем-то еще. Но в любом случае грешила или не грешила психика и физиология, а не предмет вожделения и соблазна.