– Не скажите. Стрешнев следователь опытный, и если он взял с вас подписку о невыезде, значит основания у него были. Какие именно?
– Откуда я знаю?
– Вы же сами сказали, что три часа с ним беседовали. Какие вопросы он вам задавал?
– Беспардонные и совершенно не относящиеся к делу. Больше всего его интересовали мои взаимоотношения с женой.
– Извините, Андрей Николаевич, – мягко сказал Гоша, – деликатными эти вопросы, конечно, не назовешь, но к делу они относятся, и самым непосредственным образом. Вы же прекрасно понимаете, что если допустить существование у вашей жены любовника, то именно у вас появляется, прямо-таки, идеальный мотив для его убийства. А устроить ему хитрую ловушку и заманить в ваш кабинет, это уже вопрос техники. Вот вы говорите, что не можете уверенно опознать портсигар. А супруга ваша? Она ведь в обморок упала, когда портсигар увидела. С чего бы это?
Гордеев сделал медленный глубокий вдох. Я думала, что он снова вспылит, но ошиблась. За вдохом последовал такой же медленный выдох и печальная улыбка.
– Я вас понимаю. Но как мне объяснить, чтобы вы, чтобы вы все мне поверили? Я не знаю, почему Кристина упала в обморок. Не думаю, что она знакома… была знакома с владельцем портсигара. И не думаю, что у нее есть любовник. Но честное слово, даже если это и так, я не стал бы никого убивать, тем более, таким способом. Я не киллер какой-нибудь, мой бизнес – это упаковочные материалы.
– Хотите сказать, что маленькие приключения жены вас не волнуют? Вам все равно?
– Нет, не хочу. Мужей, которых не волнуют подобные вещи, не бывает. Да, у нас с Кристиной не все ладно и, наверное, это не та женщина, с которой я проживу всю жизнь… может быть еще год, два. Мы о разводе не говорили, но думаю, в последнее время, оба держали это в уме. Знаете, как бывает, – Андрей Николаевич криво усмехнулся, – любовь прошла, завяли помидоры. И тем не менее, мне не все равно. Пусть о любви говорить не приходится, но есть же еще самолюбие, гордость. Кому охота быть обманутым дураком, рогоносцем?
– Но если бы вы узнали, что у жены есть любовник, убивать его вы бы не стали?
Гордеев ответил не сразу.
– Поверьте, я не убийца. Я знаю, я не самый приятный человек – могу накричать без причины, грубым бываю, несправедливым. Меня многие не любят. Да что там, мои собственные подчиненные меня терпеть не могут. Я им деньги плачу, а они… знаете, какую они кличку мне придумали? Носорог! Причем люди меняются, а кличка остается. Я даже пару раз всех уволил и новых набирал – все равно, Носорог! Ну и ладно, ну и черт с ними. Я, в конце концов, не сто долларов, чтобы меня все любили. Но я не убийца. Я не знаю, как это объяснить, но мне это просто не нужно. Ну нет у меня потребности смывать оскорбление кровью! Других способов хватает.
– Хватает, – согласился шеф. – И какой бы вы выбрали, в случае необходимости?
– В каком смысле?
– Допустим, вы узнали, что жена изменяет вам, – терпеливо пояснил Баринов. – Какой способ отомстить за оскорбление, вы бы выбрали?
Гордеев пожал плечами.
– Да самый простой. Развелся бы.
– Всего-навсего? – простодушно удивилась я. – Где же здесь наказание?
Александр Сергеевич свирепо на меня взглянул, и я прикусила язык. Действительно, не стоило так откровенно давать понять, что развод с таким типом, с моей точки зрения, не наказание, а, скорее, хеппи-энд. К счастью, Гордеев не обратил внимания на мою оплошность.
– У нас с Кристиной брачный контракт, – спокойно сказал он. – Я содержу не только жену, но и ее родителей – они пенсионеры…
– Простите, – перебил Гоша, – что значит, содержите? То есть, жену, это я понимаю. А что значит – содержите родителей?
– Они пенсионеры, – повторил Гордеев. – А пенсии сейчас – сами знаете. Вот я и доплачиваю, до уровня приличной жизни. Чтобы старики себе в мелочах не отказывали.
– И сколько эта доплата составляет?
– В среднем, долларов триста в месяц.
– На этом содержание заканчивается, или еще что-нибудь?
– Ну… подарки всякие – Новый год, день рождения, День Победы – это, как у людей. Еще я квартиру им купил, двухкомнатную. Они в коммуналке жили.
– А квартиру вы на себя оформили?
– Нет, конечно, зачем? На них. Они же там живут. Потом еще санаторий какой-нибудь каждый год, зимой.
– А почему не летом?
– Так они лечиться ездят. Лечиться и зимой хорошо. А летом они на даче.
– Дачу тоже вы купили?
– Нет, дача их, еще с советских времен осталась. Правда, огурцы-помидоры они уже не сажают – работы много, а у тестя с тещей здоровье уже не то. В основном, зеленью всякой занимаются. Ну и деревья у них – яблони, вишни. Я варенье вишневое люблю, с косточками, так они его каждый год банок тридцать для меня делают, специально, – Гордеев, вдруг порозовел и смущено добавил: – Мне кажется, они ко мне неплохо относятся.
– Понятно, – Баринов кашлянул. – А после развода, они, значит, по условиям контракта, всего этого лишаются?
– Ну… Там записано, что это на мое усмотрение.
– А супруга?
– У нее ничего нет. Совсем. И что она получит – это тоже, на мое усмотрение.