Легкой жизни мне не обещали

– Андрей Николаевич, конечно, человек не очень приятный, но тут ведь выбирать не приходится. Сами понимаете, мне сейчас работу найти не так просто. А Андрей Николаевич, он строгий, но в мое положение входит. Сердится, конечно, когда я отпрашиваюсь: а мне то в поликлинику с Сашенькой, то Елена Владимировна занята… Сердится, иной раз поругает, но отпускает. И даже из зарплаты не вычитает, если меня меньше половины дня на работе нет.

– А если больше половины дня?

– Тогда вычитает. Но тоже, не как за целый день, а только половину. И знаете, на Новый Год, он Сашеньке подарок купил. Коробка красивая, домиком, а в ней конфеты хорошие и елочная игрушка. Сказал, всем детям на Новый Год положено, от профкома. Какой профком, сроду у нас ничего такого не было! Сам купил. А я его даже поблагодарить толком не сумела. Знаете, его очень трудно благодарить – он так смотрит и так губы складывает… у меня просто все слова в горле застряли. А дома я потом плакала.

– Странный он, Андрей Николаевич, – покачала я головой. – То, вроде, такой славный, а то – просто хам трамвайный.

– Так и есть, – согласилась Светлана. – Вы же слышали, ребята его Носорогом прозвали. И есть за что. Очень точная кличка, если хотите знать.

– Да, мне тоже так показалось. И показалось, что Дима с Леней не очень-то его любят.

– Его вообще мало кто любит.

– А вы?

Светлана посмотрела на меня с удивлением:

– И я тоже. С ним ведь очень тяжело работать – никогда не угадаешь, в каком он настроении. В кабинет к нему захожу – валерьянку пью через раз. Нет, если бы у меня была возможность найти место получше, в ту же минуту убежала бы, не оглядываясь.

– А по поводу этих записок дурацких? Как вы думаете, мог он сам этим заниматься?

– В каком смысле? – не поняла она.

– Может, он сам эти записки писал? И в стол себе подкладывал?

– Нет, – уверенно ответила Светлана. – Зачем ему? Нет, только не он. Я ведь видела его, когда он первую записку нашел, видела, какие у него глаза были. Он никак не мог понять, в чем дело. А когда понял, обиделся.

– Обиделся?

– Да, очень. Понимаете, он ведь считает себя очень хорошим руководителем. И мы должны от счастья плакать, что нам повезло у него работать и свечки за его здоровье через день, во всех церквях, ставить. И вдруг такое… ясно, что он обиделся.

– Хорошо. А от такой сильной обиды, мог он взрывчатку в свой стол подложить? Чтобы отомстить шутнику.

Светлана ответила не сразу. Опустив голову, она некоторое время царапала ногтем столешницу, вытерла Сашеньке подбородок (этот идеальный ребенок совершенно нам не мешал – сидел себе в стульчике, тряс погремушкой, да гукал о чем-то о своем), потом, наконец, посмотрела мне в глаза.

– Что вы хотите услышать? Я ведь ему не жена, я не знаю, что он мог, чего не мог. Рассержен он был сильно, обижен тоже. Узнать хотел, кто этим занимается, очень хотел. Но убийство? Да еще так, взрывом? Не знаю. Не хочется мне на него думать.

– А как вы вообще считаете, это один и тот же человек сделал? Я имею в виду, записки, приколы и взрывчатку?

– Да откуда же мне знать? Один, двое, трое или целая толпа? Главное, я ведь и караулила уже, в последнее время, старалась глаз с кабинета не спускать. Двери в офис заперты постоянно. И все равно… – она безнадежно махнула рукой.

– Это говорит о том, что шутками, по крайне мере, занимался кто-то из своих, – мудро заметила я. – Посторонний человек не сумел бы столько раз незаметно пробраться в кабинет Гордеева.

– Да кто же?! – воскликнула она, чуть ли не с отчаянием. – Это не я, клянусь вам! Вы же сами видите, я никак не могу сейчас работой рисковать! Зачем мне какие-то шутки, если Андрей Николаевич меня выгонит?

– Успокойтесь, Светлана, я вовсе не вас имею в виду. Но что вы скажете, например, о Диме?

– Ой, да ладно вам, – на лице ее снова появилась улыбка. – Придумали тоже, Дима! Ему и в голову не придет такая глупость.

– Ему не придет, – согласилась я. – А если его попросит Кристина Гордеева?

– О… – Светлана опустила глаза и замолчала.

– И все-таки? Если она попросит его подложить в стол мужа пару забавных пустячков? Неужели откажется?

– Не знаю, – неохотно сказала она. – Если Кристина попросит… эта дамочка умеет своего добиваться. А Димка хороший парень, но тюфячок. Он женщинам вообще отказывать не умеет. Влипнет когда-нибудь в историю, балбес.

– Влипнет или уже влип?

– Я же сказала, не знаю, – в голосе Светланы появились нотки раздражения.

– Ну, хорошо. А про Леню, что вы можете сказать? Уж его-то никак нельзя назвать тюфячком.

– А что Леня? Леня, конечно, мальчик шустрый, он и не такое может устроить. Только ему лишняя суета в офисе тоже ни к чему. При его заботах, наоборот, тишина нужна, спокойствие.

– При его заботах?

– Ага. Он мухлюет с договорами. Не слишком нагло и я не настолько хорошо разбираюсь в делах, чтобы все понять, но копеечку он себе с каждой сделки отстегивает.

– А подобный мухлеж предусматривает, по-вашему, тишину и спокойствие?

– Ну да. Когда страсти кипят, как у нас, легко можно ошибку сделать и попасться.