Лейденская красавица

В этом заключалась причина, почему он, при всей своей преданности Лизбете, даже думая, что она неравнодушна к нему, ни одним словом не намекнул ей на свое чувство и не сватался к ней. Как мог он, лютеранин, предлагать католичке стать его женой, не сказав ей всей правды? А если бы он открыл ей все и она решилась бы рисковать собой, какое право имел он завлекать ее в эти ужасные сети? Предположив даже, что она не изменила бы своей вере, имея на то полное право, он, в свою очередь, обязан был бы стараться обратить ее, а детей их, если бы они появились у них, пришлось бы воспитать в вере отца. Рано или поздно явился бы доносчик – один из тех ужасных доносчиков, тень которых нависала над тысячами нидерландских семей, а за ним офицер, потом монах, судья и, наконец, палач и костер.

Что стало бы в таком случае с Лизбетой? Она могла бы доказать свою невиновность в ереси, если к тому времени действительно не была бы еще виновна в ней, но какова стала бы жизнь любящей женщины, муж и дети которой томились бы в тюрьмах папской инквизиции? В этом заключалась главная причина, почему Дирк молчал даже в те минуты, когда испытывал сильнейшее искушение заговорить, хотя внутреннее чувство и подсказывало ему, что его молчание истолковывалось иначе – приписывалось избытку осторожности, равнодушию или излишней щепетильности.

Вторым человеком, мысли которого, безусловно, интересны читателю, была Лизбета. У нее хоть и не болела голова (а этим и в ее время часто страдали женщины ее класса), но были другие огорчения, с которыми ей предстояло справиться.

Когда она стала разбираться в них и раздумывать, все они разрешались чувством негодования на Дирка ван Гоорля. Дирк опоздал на свидание, приводя смешное оправдание про остывающий колокол, как будто ей было до этого дело. Результатом была встреча с этой ужасной женщиной, Мартой-Кобылой, затем с Черной Мег и, наконец, с испанцем. Здесь опять Дирк выказал непростительное равнодушие и недогадливость, допустив Лизбету принять против воли приглашение испанца. Дирк даже высказал свое согласие на это. Затем одно за другим следовали события этого злополучного карнавала – бег, покушение на соперника, кошмар, о котором в продолжение вечера ей постоянно напоминало лицо Монтальво: допрос Марты, ее собственная не преднамеренная, но несомненная ложь, катание наедине с человеком, принудившим ее произнести ложную клятву, появление перед всеми с ним как с добровольно выбранным ею спутником, наконец, ужин, во время которого испанец явился ее кавалером, между тем как простодушная компания гостей ухаживала за ним, как за существом высшего порядка, случайно попавшим в их среду.

Какие намерения были у Монтальво? Без сомнения, Лизбета была в этом уверена, он намеревался показать, что ухаживает за ней, иначе нельзя было истолковать его поступки. И теперь – это было самое ужасное – она в сущности была у него в руках, потому что при желании ему ничего не стоило доказать, что она произнесла ложную клятву. Самая ложь также тяготила Лизбету, хотя и была произнесена с добрым намерением, если только действительно хорошо было спасать фанатичку от ее судьбы.

Без сомнения, испанец был дурной человек, хотя и привлекательный, и поступил дурно, при всем своем умении держать себя и при всех своих блестящих манерах. Но чего можно было ожидать от испанца, преследовавшего свои собственные цели? Дирк один… один он во всем виноват… и не столько своей вчерашней ненаходчивостью, сколько своим поведением вообще. Почему он не устроил так, чтобы обезопасить ее от подобных случаев, на которые всегда рискует наткнуться женщина ее красоты и положения? Святым известно, что со своей стороны она сделала все, чтобы дать ему случай высказаться. Она дошла до пределов того, что может позволить себе девушка, и ни один Дирк на свете не заставит ее сделать ни одного шага дальше. И что ей так понравилось его глупое лицо? Почему она отказала такому-то и такому-то, все приличным женихам, и стала в такое положение, что молодые люди уже не подходят к ней, как бы подозревая, что она дала слово своему родственнику? Прежде она уверяла себя, что ее привлекает в Дирке что-то такое, что она чувствует, но не видит: скрытое благородство характера, слабо проявляющееся внешне. Но где же оно, это благородство? Без сомнения, настоящий мужчина должен был бы вступиться и не ставить ее в такое ложное положение. Средства к жизни не могли служить препятствием, она не пришла бы к нему с пустыми руками и даже, напротив, принесла бы с собой кое-что. К несчастью, к своей досаде, она продолжала любить его. Если бы не это, она никогда, никогда не сказала бы ему больше ни одного слова.