– Лизбета, – сказал он, – я скажу вам то, чего не сказал бы ни одному живому существу на свете, даже брату. Примете ли вы мое предложение или отвергнете его, говоря с вами, я уверен, что нахожусь в такой же безопасности, как тогда, когда преклонив колени, беседую с Господом, которому служу. Да, я действительно, как вы называете, еретик. Я приверженец этой истинной веры, в которую надеюсь обратить вас, но которую насильно никогда не стану навязывать вам. Именно это обстоятельство так долго удерживало меня от объяснения с вами: я не знал, имею ли я право просить вас связать вашу судьбу с моей и могу ли я жениться на вас, если вы будете согласны, сохранив свою тайну в себе. Только вчера вечером мне дал совет… – кто, это все равно, – …и мы, помолившись вместе, вместе стали искать ответа на мой вопрос в слове Божьем. По неисповедимому милосердию Господа я нашел этот ответ и разрешение всех моих сомнений: великий святой Павел предвидел подобный случай, – в его писаниях все случаи предвидены, – и я прочел, как неверующая жена освящается мужем, а неверующий муж – женою. После того все стало для меня ясно, и я решился говорить с вами. Теперь, дорогая, я высказался, и ваша очередь ответить мне.
– Дирк, дорогой Дирк! – вырвалось у Лизбеты почти с криком. – Ужасен ответ, который я должна дать вам. Откажитесь от своего заблуждения, покайтесь, примиритесь с Церковью, и я выйду за вас. Иначе это невозможно, хотя я люблю вас, и никого другого, всем своим сердцем…
Тут в ее голосе зазвучала страстная энергия.
– Но иначе я не могу, не могу быть вашей.
Дирк слушал и побледнел как полотно.
– Вы требуете от меня единственного, чего я не могу дать, – сказал он. – Даже ради вас я не могу отречься от своего обета и поклонения Богу по моему разумению. Хотя прощание с вами убивает меня, но я отвечаю вам вашими же словами: «Не могу, не могу!»
Лизбета взглянула на него и была поражена: до чего преобразились, приобретя почти сверхчеловеческое просветление, его честные грубые черты и коренастая массивная фигура при этом страстном отречении. В эту минуту некрасивый голландец походил на ангела, по крайней мере на ее взгляд. Она стиснула зубы и прижала руки к сердцу. «Ради него, ради его спасения», – прошептала она и потом сказала вслух:
– Я вас уважаю и люблю за это признание еще больше, но, Дирк, между нами все кончено. Когда-нибудь здесь, на земле, или в другой жизни вы поймете все и простите.
– Пусть будет так, – глухо проговорил Дирк, отыскивая рукой шляпу, так как не видел ничего. – Странный ответ на мою просьбу, очень странный, но, конечно, вы имеете полное право следовать своим убеждениям так же, как я имею право следовать моим. Мы должны нести свой крест, дорогая Лизбета, вы сами видите, что должны. Об одном прошу вас, я говорю не как человек, ревнующий вас, потому что во мне затронуто нечто высшее, чем ревность, но как друг, каким, что бы ни случилось в жизни, я всегда останусь для вас: остерегайтесь этого испанца, Монтальво. Я знаю, он хочет жениться на вас. Он человек злой, хотя вначале и очаровал меня. Я чувствую это: его присутствие как бы отравляет воздух, которым я дышу. И я был бы рад, если б он услыхал это, так как убежден, что все это дело его рук. Но и его час настанет: за все ему придется отплатить в здешней жизни или в будущей. А теперь прощайте, да благословит и защитит вас Бог, дорогая Лизбета. Если вы считаете замужество со мной грехом, то вы правы, отказывая мне, и я убежден, что вы никому не выдадите мою тайну. Еще раз прощайте!
Взяв руку Лизбеты, Дирк поцеловал ее и шатаясь вышел из комнаты.
Лизбета же бросилась ниц и в отчаянии билась головой о пол.
Когда дверь затворилась за Дирком, но не раньше этого, Монтальво вышел из-за занавеси и остановился над лежащей на полу Лизбетой. Он пытался принять свой прежний легкий, саркастический тон, но подслушанная им сцена потрясла его и даже несколько испугала, так как он чувствовал, что вызвал к жизни страсти, силу и последствия которых нельзя было заранее предвидеть.
– Браво, моя актрисочка, – начал было он, но тотчас же перешел на другой тон и заговорил естественным голосом. – Теперь лучше встаньте и посмотрите, как я сожгу эту бумагу.
Лизбета с трудом приподнялась на колени и видела, как он бросил документы в пылающий камин.
– Я исполнил свое обещание, – сказал Монтальво, – это показание уничтожено, но на тот случай, если б вы вздумали провести меня и не сдержать своего слова, помните, что у меня есть новые и более веские доказательства, ради получения которых мне, правда, пришлось прибегнуть к способу, не вполне согласному с моим обыкновенным поведением. Я собственными ушами слышал, как этот господин, имеющий такое дурное мнение обо мне, признался, что он еретик. Этого достаточно, чтобы сжечь его когда угодно, и я клянусь, если через три недели вы не будете моей женой, он умрет на костре.