Лейли и Меджнун

Его считал тоскующим влюбленным.

Иль думал о нарциссовых глазах:

"Глаза любимой", - и стонал в слезах.

Фиалкам излагал свои печали,

Чтобы они любимой рассказали.

Всем соловьям сказал он о себе,

Всем горлинкам о злой своей судьбе.

Как только видел он цветок красивый,

Он снова начинал стонать тоскливо.

И дальше, дальше направлялся он,

Куда стремил его немолчный стон.

И вот пришел тропинкой нелюдимой

В любимый уголок своей любимой.

Сюда, оказывается, пришли

Давно подруги-гурии с Лейли.

Давно здесь луноликая гуляла,

И тень ее тюльпаны оживляла.

Шатром зеленым был украшен луг.

Вокруг луны светился лунный круг.

Шатер был нежному цветку подобен,

А лик Лейли в нем - лепестку подобен.

Лейли столкнул с Меджнуном снова рок,

Впал в море скорби горести поток.

То не Лейли, а светоч, всем светящий,

То не Меджнун - огонь души горящей.

То не Лейли, а гурия в раю,

То не Меджнун, а свет в ночном краю!

То не Лейли - звезда красы великой,

То не Меджнун - страны- любви владыка.

То не Лейли - таких не знает свет.

То не Меджнун - подобных в мире нет..

Лейли - то деревце саду несчастий,

Меджнун - то месяц неба вечной страсти.

Лейли - луна на небе красоты,

Меджнун - султан над краем маеты.

Лейли - царица сборища прекрасных,

Меджнун - дервиш на улице несчастных.

Лейли услада - грустный взгляд очей,

Меджнуна радость - скорбных слез ручей.

Лейли - к веселью красоты стремленье,

Меджнун - любви невольное мученье.

Лейли всечасно радует сердца,

Меджнун - людей печалит без конца.

Лейли красой сверкает совершенной,

Меджнун - любовь к той красоте нетленной.

Лейли - то перл девичьего стыда,

Меджнун жемчужиною горд всегда.

Увидеть друга - вот Лейли стремленье,

Меджнун к Лейли стремится в опьяненье.

И встретились два кипариса вновь,

Опять свела возлюбленных любовь.

Гранит ударился о грани стали, -

Покой и воля искрами сверкали.

Сердец их струны зазвучали в лад,

Рыданием был этот миг богат.

Она взглянула - усладила око,

А он взглянул - и скован был жестоко.

На море бед взвихрился ураган,

Меджнун упал без чувств, от страсти пьян

Не мог он предаваться лицезренью:

И на земле простерся бледной тенью.

Лейли не поднимала глаз на мир

И не могла взглянуть на свой кумир.

Достигли крайности ее страданья, -

Она упала наземь без сознанья.

Водою брызнувши в лицо Лейли.

Ее подруги в чувство привели.

Лейли! - они кричат сомкнувшись тесно,

Не стало бы родителям известно,

Что ты с чужим знакомство завела

И сердце в плен красавцу отдала.

Пристойно ль это для девицы скромной?

Ты станешь жертвою беды огромной.

Так безрассудно поступать нельзя,

К беде нас эта приведет стезя".

Собрав шатер с поспешностью великой,

Они с красавицею луноликой

Вернулись, чтобы ни отец, ни мать

О происшедшем не могли узнать.

Сидели в замке, проронить не смея

Ни слова про сокровище и змея[46].

* * *

Опомниться Меджнуну тут пришлось:

Он пробужден ручьем кровавых слез.

И что ж он видит? Нет его кумира!

Есть тело, прах - душа ушла из мира!

Он здесь, безумный, гурия ушла,

Его с собою сердце унесла.

Он платье разодрал, открывши вежды,

Отрекшись от себя и от одежды.

Бурнус пурпурный наземь бросил он,

Кровавыми слезами облачен.

Подобен он каламу был вначале[47],

С чалмою черной - знаменьем печали.

Но пламя вздохов до главы дошло

И черную чалму его сожгло.

Рубаху он с себя сорвал с презреньем,

Швырнул ее, как саван, с отвращеньем.

Искатель бедствий туфли бросил прочь, -

Влюбленным кандалы носить невмочь.

Просил прощенья у друзей и близких,

Сказал: "Немного вас - людей, мне близких.

Любовью одержимого увлек

Любви разбушевавшийся поток.

Вам лучше и не знаться бы со мною,

А то вас той же захлестнет волною.

Ведь я клеймом позора заклеймен,

Огнем безумной страсти я сожжен.

Когда огонь тот западает в душу,

Он скоро всю дотла снедает душу.

Забудьте о несчастии моем,

Не загорайтесь вы моим огнем.

Пусть мой огонь ответа в вас не будит,

Из-за меня хоть горя вам не будет.

Страсть дни мои одела в черный цвет.

Пришла любовь - и воли больше нет.

Ведь я - гнездо покинувшая птица,

В него я не желаю возвратиться. 

Зачем о доме говорить? Туда

Не будет мне возврата никогда.

Когда отец мой выскажет желанье

Узнать о сыне, о его страданье -

Пусть на себе одежду разорвет -

Ему принес несчастье небосвод.

Скажите: "Старец, бедами богатый,

Не плачь и не рыдай из-за меня ты,

Не жалуйся на горькую напасть,

На то, что скорби отдан ты во власть.

Отец! Ведь прежде я не знал мучений,

Земных или небесных треволнений.

В небытии[48] не видел я забот,

Ни горестей, ни тягостных невзгод.

Извечно пребывал в благом незнанье

Любви и красоты очарованья,

Но ты, меня призвавши к бытию,

Тем самым радость умертвил мою.

Мне было б нужно стать твоей утехой,

А я тебе стал к счастию помехой.

Я мертв. Но ты покорен будь судьбе -

Живи и жди наследника себе.

Прости! Хотя тебе я сделал больно,

Я удалился от тебя невольно".

Я прежде был желанием томим,

Хотел я ведать счастье жизни с ним -

Но слезы страсти путь мой затопили,

Колючки бедствий душу мне пронзили".

И, написав отцу письмо в стихах,

Друзьям он передал его в слезах. 

Газель

Я, увидав простор любви, схожу с разумного пути.

Мудрец! Увидев мой позор, не укоряй меня, прости!

Ты в горе ворот разорвешь, а я лишен одежд стыда.