Лейли и Меджнун

Питая вечно горечь бытия.

Пусть больше всех томят меня страданья:

Большая честь - такие испытанья.

Коль милой не увижу я моей,

Пусть гаснет свет измученных очей.

Коль не смогу я наслаждаться, мучась,

Пусть горькая меня постигнет участь . . .

Газель печального Меджнуна

Боже мой, ради правды, открытой великим пророком,

Ради светлых пророков, живущих на небе высоком;

Ради тех, что послал ты, чтоб истины свет возвестили,

Ради мира, что ты озираешь недремлющим оком;

Ради храма, в который чужие не смеют проникнуть,

Ради тех, что приходят подсводы в волненье глубоком;

Ради страха благого пред гневом господним ужасным,

Ради той благодати, что ты изливаешь потоком;

Ради гнета безжалостных дев, что терзают влюбленных,

Ради верности юношей, даже в страданье жестоком;

Ради той красоты, что вложил ты в Лейли благодатно,

Ради горя, терзаний Меджнуна, согбенного роком;

Награди Физули счастьем бедной и горестной жизни,

За несчастья тебе он хвалою воздаст - не упреком!"

Продолжение главы

Так скорбно он молитвы возносил,

За муки воздаяния просил . . .

Раскрылась роза утреннего сада,

Явилось солнце, для людей отрада.

Запели птицы утренний напев,

И ворон мрака сгинул, улетев.

Сначала на востоке заалело,

Потом страница мира стала белой

И небо, взяв зерцало из огня,

Метало жемчуг на дорогу дня.

Об искренности утро говорило,

И роза радости - бутон раскрыла.

От щедрой чаши солнца в краткий миг

Джамшида пиром стал небес цветник.

Меджнун тюльпаном поднялся на горы

И, горько плача, оглядел просторы:

И видит - Зейд подходит, давний друг, -

Поверенный его сердечных мук.

Улыбка на лице была такая,

Что красотой он озарял, сверкая,

Лицо изображало торжество,

И удивил Меджнуна вид его.

Сказал Меджнун: "Ты весел безгранично,

Но для тебя веселье необычно.

Или конец мучениям твоим? 

С любимой дышишь воздухом одним?

Скажи, какую ты изведал сладость,

Откуда у тебя такая радость?"

Рассыпал жемчуг Зейд: "Внемли, Меджнун,

О счастье всем несущий гамаюн!

Вчера пошел я в дом твоей любимой -

Увидеть кипарис, судьбой хранимый.

Сказал, молитву надо передать,

А сам успел кумир твой повидать.

Увидел я ланиты без сиянья

И красоты зерцало без сверканья.

Нет влаги на рубиновых устах,

Нет лунного блистания в чертах,

Жемчужинами лалы украшает[83].

Росою розы лика орошает.

Меня узрев, заплакала сильней

И мне сказала: "О венец друзей!

Быть может, ты пройдешь пустыней Неджда,

Того увидишь, в ком моя надежда.

И, если с ним ты встретишься в пути, -

Страдалицу о том оповести!

Как жизнь его печальная проходит,

Здоров ли он, и с кем он дружбу водит?

И если только будешь в тех краях,

То помоги измученной в скорбях!

Скажи ему, как я живу, рыдая,

Спроси про все, что знать хочу, страдая.

Спроси, как сносит он несчастий спор,

Гнет жизни и мучений заговор.

Он по отцу скорбит? И я немало -

Меджнуну передай - о нем рыдала.

Скажи ему: "Покинув этот луг,

Тот кипарис меня покинул, друг!

Мечтал отец твой, не смыкая веки,

Чтоб мне твоей подругой быть навеки.

И небо отняло у нас его -

Средь вражьих тысяч друга одного.

Насилье это страшно и жестоко,

Но можем ли сломить мы волю рока?

И как ни тяжела бывает скорбь, -

Терпи, спины в отчаянье не горбь.

Ты знаешь - я томлюсь в глухой темнице

Моя же честь велит мне так томиться.

Когда свече открою тайну я,

То мне страшна бывает тень моя.

А если тени сердце я открою,

Боюсь, что буду предана свечою

Предлога для письма я не найду, -

Подруге не могу раскрыть беду.

Я - что бутон, уста мои закрыты,

Кровь бьет из сердца. Нет нигде защиты.

А ты в стране свободы царь царей,

Свободно выбираешь ты друзей.

Вслед за рукой, ты как перо, не ходишь,

И где душе угодно, там и бродишь.

Так что ж молчанью твоему виной?

Сказать бы нам ты должен, что с тобой?

Стихи твои прекрасны и волшебны,

А речи упоительно целебны.

Так почему же мне не пишешь ты?

Иль жалобы моей не слышишь ты?

Свою ошибку должен ты исправить,

От горя тяжкого меня избавить.

Про жизнь свою мне расскажи в стихах

И о кровавых расскажи слезах.

Письмо пришли мне, мученик унылый,

Чтоб я его, как жемчуг, сохранила.

Чтоб тем письмом гордиться я могла,

Чтоб на него молиться я могла;

И чтоб стихи все муки и печали.

Как в верном, зеркале, отображали".

Так, жалуясь на боль свою и грусть,

Газель она твердила наизусть:

Газель нежной Лейли

Когда же мускус благовонье прольет над бледною свечой?

Ах, сколько счастья мог он дать мне одной лишь весточкой скупой!

Мой друг ко мне немилосерден, враги клевещут на меня,

А был бы милостив - унял бы он этот вражий ропот злой.

Глаза мои, не наслаждаться вам друга красотой в письме,-

Ведь не смягчит красивый почерк разлуку с милой красотой!

Ждала я голубя с известьем, но он, несчастный, услыхав,

Как я вздыхаю, испугался, - сюда полет не правит свой.

О Физули, любимых письма - для нас волшебный талисман.

И без него сердца больные никак не обретут покой.

Конец главы

Услышав строки нежного упрека,

Меджнун уже не стал страшиться рока.

Уверился он в счастии своем,

Узнав, что милая скорбит о нем.

Кровавых слез потоком орошенный,

Расцвел цветник его души влюбленной.

Лицо его свечою занялось,

Горой его довольство поднялось.

И он сказал: "Мой друг благословенный,

Мне, дикарю, союзник неизменный.