Лейли и Меджнун

Кто жемчуга блестящих слов низал,
Увидел мысли блеск и так сказал:

В ту ночь, когда Лейли, в тоске немой
Покинув сад, направилась домой,

В пути благоухая, как жасмин, —
Ее увидел человек один

И потрясен розоволикой был!
Среди арабов он владыкой был

И прозывался так: Бахт Ибн-Селлям…
Терял он счет верблюдам и коням,

Баранам и быкам терял он счет, —
Покрыл пустыню всю несметный скот,

И так как знатен был он и богат,
Он жил, ни в чем не ведая преград…

Заботы заблудившемуся нет,
Когда увидит звездный блеск монет.

Звезда блеснула Ибн-Селляму вдруг,
И душу страстный охватил недуг.

Не запустил болезни он своей,
Задумал исцелить себя скорей.

Направился к становищам своим,
И кинулся к сокровищам своим,

И выбрал сто подарков дорогих,
Сто редкостей, — не видел мир таких, —

И выбрал несколько проводников,
Как шейхи, златоустых стариков,

И людям цель свою открыл глава,
И племя приняло его слова.

Послы, чуть свет, чтоб не застиг их зной,
Поехали с подарками, с казной.

Отец Лейли приветствовал гостей:
Он долю получил благих вестей,

Он Ибн-Селляма знал уже давно,
К нему приязнь питал в душе давно:

Богат и знатен, как гласит молва,
Народа Бену Асад он глава…

И вот, к приему посланных готов,
К ним дружбу проявил на сто ладов.

Радушием смущенные послы,
Седые, благосклонные послы,

Раздав подарки и воздав хвалу,
Присев к гостеприимному столу,

Рассказ неторопливый повели,
Рассказ красноречивый повели,

И, цель свою достойно объяснив,
Ответа ждали, головы склонив.

Сказал отец: «Да снидет благодать!
Когда моим он сыном хочет стать,

Я встречу, как родной отец, его,
Да красит жемчуг мой венец его!

Но потерпеть он должен некий срок:
У розы как бы сломан стебелек,

Она больна, гнетет ее тоска.
Надежды пальма — веточка пока,

И солнце — только месяц молодой.
Когда придут здоровье с красотой,

Пусть поспешит благословенный сын,
И с розой пусть обнимется жасмин!»

Так, расточая сотни добрых слов,
Обрадованных отпустил послов…

Лейли гуляла в этот час в саду,
Еще не зная про свою беду.

Там нет лекарства от ее тоски,
Там розы распустили лепестки, —

Ей розы открывали вновь и вновь
Кровопролитную свою любовь,

Как бы кровавый обнажали меч,
Чтоб сердце ей безжалостно рассечь.

И вот печаль свершила свой набег, —
И плакала рожденная для нег.

Она пришла домой, дрожа, в бреду,
Сказала: «Дурно стало мне в саду».

Так обманула легковерных слуг.
Но те, кому понятен был недуг, —

Ее друзья, наперсницы любви,
Стремились ей отдать сердца свои.

И занялся у старой няньки дух:
А вдруг ушей Лейли достигнет слух

О том, что замышляет Ибн-Селлям?
Тут сердце разорвется пополам!

Решила: скроем от Лейли скорей,
Какой удел приуготован ей…

Однажды к ним знакомые пришли,
Друзья, подруги, жившие вдали,

И все, кто был отцу Лейли сродни, —
Больную навестить пришли они.

Была меж ними дряхлая весьма
Старуха, выжившая из ума,

Она, чтобы влюбленную развлечь,
Язык в смертельный превратила меч:

«Не огорчайся, роза! От волос
На лик твой много амбры пролилось,

Но скоро обретешь веселье ты,
Нас позовешь на новоселье ты,

Возвращена здоровью будешь ты,
Исцелена любовью будешь ты!

Нет в мире краше прелестей твоих, —
Красивым оказался твой жених.

Об этом люди говорят давно.
В твой кубок льется радости вино!»

Старуха вовсе разумом плоха:
Сказала даже имя жениха…

Когда в сознанье пери дорогой
Проникла весть об участи такой, —

Та весть дошла случайно до нее,
И явной стала тайна для нее! —

Сознание покинуло ее,
Старуха сердце вынула ее!..